Жизнь Клима Самгина (Часть 2)

- Слышали? - спросил Трифонов, подмигивая Варваре и усмехаясь. - Это он двадцать пять рублей желает, а кордон тут, за холмами, версты полторы ходу! Вот как!

И, снова приставив рупор ко рту, он точно выстрелил:

- Три!

- Не пойду, - сказал человек, воткнув нож в арбуз.

- И - не пойдет! - подтвердил Трифонов вполголоса. - Казак, они тут все воры, дешево живут, рыбу воруют из чужих сетей. Пять! - крикнул он.

- Не пойду, - повторил казак и, раскромсав арбуз на две половины, сунул голые ноги в море, как под стол.

- Народ здесь, я вам скажу, чорт его знает какой, - объяснял Трифонов, счастливо улыбаясь, крутя в руке рупор. - Бритолобые азиаты работать не умеют, наши - не хотят. Эй, казак! Трифонов я, - не узнал?

- Ну, кто тебя не знает, Василь Васильич, - ответил казак, выковыривая ножом куски арбуза и вкладывая их в свой волосатый рот.

Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.

Клим Самгин, разморенный жарою и чувствуя, как эта ослепительно блестящая пустота, в которой все казалось маленьким, ничтожным, наполняет его безволием, лениво думал, что в кругленьком, неунывающем Трифонове есть что-то общее с изломанным Лютовым, хотя внешне они совершенно не схожи. Но казалось, что астраханец любуется упрямым казаком так же, как москвич восхищался жуликоватым ловцом несуществующего сома.

- Что ж ты, зверячья морда, не идешь? - уже почти дружелюбно спрашивал он.

- Неохота угодить тебе, Василь Васильич, - равнодушно ответил казак, швырнул опустошенную половину арбуза в море, сполз к воде, наклонился, зачерпнул горстями и вытер бородатое лицо свое водою, точно скатертью.

"Варвара хорошо заметила, он над морем, как за столом, - соображал Самгин. - И, конечно, вот на таких, как этот, как мужик, который необыкновенно грыз орехи, и грузчик Сибирской пристани, - именно на таких рассчитывают революционеры. И вообще - на людей, которые стали петь печальную "Дубинушку" в новом, задорном темпе".

Трифонов, поставив клетчатую ножку на борт, все еще препирался с казаком.

- Я тебя, мужчина, узнаю, кто ты есть! Доедая вторую половину арбуза, казак равнодушно ответил:

- Ивана Калмыкова ищи, это я и буду.

- Не боится; - объяснил Трифонов Варваре. - Они тут никого ив боятся.

Из-за пологого мыса, красиво обегая его, вывернулась яркозеленая паровая лодка.

- Вот она, "Казачка", - радостно закричал Трифонов и объявил: - А уж на промысел ко мне - опоздали!

В ночь, когда паровая шкуна вышла в Каспий и пологие берега калмыцкой степи растаяли в лунной мгле, - Самгин почувствовал себя необыкновенно взволнованным. Окружающее было сказочно грустно, исполнено необыкновенной серьезности. В небе, очень густо синем и почти без звезд, неподвижно стоял слишком светлый диск ущербленной луны. Море, серебристо-зеленого цвета, так же пустынно, незыблемо и беззвучно, как небо, и можно было думать, что оно уже достигло совершенного покоя, к чему и стремились все его бури. Шкуна плыла по неширокой серебряной тропе, но казалось, что она стоит, потому что тропа двигалась вместе с нею, увлекая "е в бесконечаую мглу. Выл слышен глуховатый, равномерный звук, это, разумеется, винт взбалтывает воду, но можно было думать, что шкуну преследует и настигает, прячась под водою, какое-то чудовище.

Было стыдно сознаться, но Самгин чувствовал, что им овладевает детский, давно забытый страшок и его тревожат наивные, детские вопросы, которые вдруг стали необыкновенно важными. Представлялось, что он попал в какой-то прозрачный мешок, откуда никогда уже не сможет вылезти, и что шкуна не двигается, а взвешена в пустоте и только дрожит.

Самгин, снимая и надевая очки, оглядывался, хотелось увидеть пароход, судно рыбаков, лодку или хотя бы птицу, вообще что-нибудь от земли. Но был только совершенно гладкий, серебристо-зеленый круг - дно воздушного мешка; по бортам темной шкуны сверкала светлая полоса, и над этой огромной плоскостью - небо, не так глубоко вогнутое, как над землею, и скудное звездами. Самгин ощутил необходимость заговорить, заполнить словами пустоту, развернувшуюся вокруг него и в нем.

Варвара сидела у борта, держась руками за перила, упираясь на руки подбородком, голова ее дрожала мелкой дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял рядом с нею, вполголоса вспоминая стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все пассажиры давно уже пошли спать. Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой.

- Неверно, что природа не терпит пустоты, существует безвоздушное пространство."

Стихи Варвара выслушала молча, но тут, не шевелясь, попросила тихонько: