- Человек! Где же мозг, а? Что ж вы даете? Еврей сконфуженно оглянулся и спрятал голову в плечи, заметив, что Тагильский смотрит на него с гримасой. Машина снова загудела, Тагильский хлебнул вина и наклонился через стол к Самгину:
- Нет, в самом деле, - храбрый малый, не правда ли? - спросил он.
- Может быть - обозлен, - заметил Клим.
- Может быть, но - все-таки! Между прочим, он сказал, что правительство, наверное, откажется от административных воздействий в пользу гласного суда над политическими. "Тогда, говорит, оно получит возможность показать обществу, кто у нас играет роли мучеников за правду. А то, говорит, у нас слишком любят арестантов, униженных, оскорбленных и прочих, которые теперь обучаются, как надобно оскорбить и унизить культурный мир".
Подвинув Климу портсигар, с тоненькими папиросками, он спросил:
- Вы замечаете, как марксизм обостряет отношения?
Самгин молча пожал плечами. Он, протирая очки, слушал очень внимательно и подозревал, что этот плотненький, уютный человечек говорит не то, что слышал, а то, что он сам выдумал.
"Весьма похоже, что он хочет спровоцировать меня на откровенность", соображал Клим.
Однако Тагильский как будто стал трезвее, чем он был на улице, его кисленький голосок звучал твердо, слова соскакивали с длинного языка легко и ловко, а лицо сияло удовольствием.
- А ведь согласитесь, Самгин, что такие пр-рямолинейные люди, как наш общий знакомый Поярков, обучаются и обучают именно вражде к миру культурному, а? - спросил Тагильский, выливая в стакан Клима остатки вина и глядя в лицо его с улыбочкой вызывающей.
- Не знаю, чему и кого обучает Поярков, - очень сухо сказал Самгин. Но мне кажется, что в культурном мире слишком много... странных людей, существование которых свидетельствует, что мир этот - нездоров.
Говоря, он думал:
"Несомненно провоцирует, скотина!"
И, чтобы перевести беседу на другие темы, спросил:
- У вас - государственные экзамены? Тагильский утвердительно кивнул головою и зачем-то стукнул по столу розовым кулачком.
- Куда же вы затем?
- Удивитесь, если я в прокуратуру пойду? - спросил он, глядя в лицо Самгина и облизывая губы кончиком языка; глаза его неестественно ярко отражали свет лампы, а кончики закрученных усов приподнялись.
- Чему же удивляться? Я - адвокат, вы - прокурор...
- А представьте, что вы - обвиняемый в политическом процессе, а я обвинитель?
- Не пощадите?
- Нет. Этот Кучин, Кичин - чорт! - говорит: "Чем умнее обвиняемый, тем более виноват", а вы - умный, искреннее слово! Это ясно хотя бы из того, как вы умело молчите.
Ресторан уже опустел. Лакеи смотрели на запоздавших гостей уныло и вопросительно, один из них красноречиво прятал зевки в салфетку, и казалось, что его тошнит.
- Пора уходить, - сказал Самгин. На улице минуты две-три шли молча; Самгин ожидал еще какой-нибудь выходки Тагильского и не ошибся:
- Россия нуждается в ассенизаторах, - не помните, кто это сказал? спросил Тагильский, Клим ответил:
- Вы сказали.
- Нет, я - повторил. А сказал Леонтьев, помнится. Он или Катков.
- Не знай.
Через несколько шагов Тагильский снова спросил:
- Не хотите ли посетить двух сестер, они во всякое время дня и ночи принимают любезных гостей? Это - очень близко.
Клим отказался. Тогда Тагильский, пожав его руку маленькой, до крепкой рукою, поднял воротник пальто, надвинул шляпу на глаза и свернул за угол, шагая так твердо, как это делает человек, сознающий, -что он выпил лишнее.
"Ассенизатор, - подумал Самгин, взглянув вслед ему. - Воображает себя умником. Похож на альфонса, утешителя богатых старух".
Ругаясь, он подумал о том, как цинично могут быть выражены мысли, и еще раз пожалел., что избрал юридический факультет. Вспомнил о статистике Смолине, который оскорбил товарища прокурора, потом о длинном языке Тагильского.
"Врет он, не пойдет в прокуратуру, храбрости не хватит..."
Кончив экзамены, Самгин решил съездить дня на три домой, а затем - по Волге на Кавказ. Домой ехать очень де хотелось; там Лидия, мать, Варавка, Спивак - люди почти в равной степени тяжелые, не нужные ему. Там "Наш край", Дронов, Иноков - это тоже мало приятно. Случай указал ему другой путь; он уже укладывал вещи, когда подали телеграмму от матери.
"Отец опасно болен, советую съездить Выборг".
Отец - человек хорошо забытый, болезнь его не встревожила Самгина, а возможность отложить визит домой весьма обрадовала; он отвез лишние вещи Варваре и поехал в Финляндию.