Жизнь Клима Самгина (Часть 3)

- "Сократы, Зеноны и Диогены могут быть уродами, а служителям культа подобает красота и величие", - знаешь, кто сказал это?

- Нет, - ответил Самгин, оглядываясь, - все вокруг как будто изменилось, потемнело, сдвинулось теснее, а Марина - выросла. Она спрашивала его, точно ученика, что он читал по истории мистических сект, по истории церкви? Его отрицательные ответы смешили ее.

- Может быть, читал хоть роман Мельникова "На горах"?

- "В лесах" - читал.

- Ну, это - хорошо, что "На горах" не читают; там автор писал о том, чего не видел, и наплел чепухи. Все-таки - прочитай.

- Чепуху? - спросил Самгин.

- Знать надобно все, тогда, может быть, что-нибудь узнаешь, - сказала она, смеясь.

Этот смех, вообще - неуместный, задевал в Самгине его чувство собственного достоинства, возбуждал желание спорить с нею, даже резко спорить, но воле к сопротивлению мешали грустные мысли:

"Она очень свободно открывает себя предо мною. Я - ничего не мог сказать ей о себе, потому что ничего не утверждаю. Она - что-то утверждает. Утверждает - нелепость. Возможно, что она обманывает себя сознательно, для того чтоб не видеть бессмыслицы. Ради самозащиты против мелкого беса..."

У нее распустилась прическа, прядь волос упала на плечо и грудь, Марина говорила вполголоса:

- Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился сын в образе змея. Это есть - Ум, он же - Ложь и Христос, от него все зло мира и смерть. Так учили они...

"Это, конечно, мистическая чепуха, - думал Самгин, разглядывая Марину исподлобья, сквозь стекла очков. - Не может быть, чтоб она верила в это".

- И радость - радения о Духе - была убита умом...

- Радение? - спросил Самгин. - Это - кажется, нечто вроде афинских ночей или черной мессы?

- Грязная выдумка попов, - спокойно ответила Марина, но тотчас же заговорила полупрезрительно, резко:

- До чего вы, интеллигенты, невежественны и легковерны во всем, что касается духа народа! И сколько впитано вами церковного яда... и - ты, Клим Иванович! Сам жаловался, что живешь в чужих мыслях, угнетен ими...

Нахмурясь, Самгин сказал:

- Не помню... сомневаюсь, чтоб я жаловался! Но если и так, то ведь и ты не можешь сказать, что живешь своими мыслями...

- Почему - не могу? - спросила она, усмехаясь. - Какие у тебя основания утверждать, что - не могу? Разве ты знаешь, что прочитано, что выдумано мною? А кроме того: прочитать - еще не значит поверить и принять...

Она как-то воинственно встряхнулась, забросила волосы за плечо и сказала весьма решительно:

- Ну - довольно! Я тебе покаялась, исповедовалась, теперь ты знаешь, кто я. Уж разреши просить, чтобы все это - между нами. В скромность, осторожность твою я, разумеется, верю, знаю, что ты - конспиратор, умеешь молчать и о себе и о других. Но - не проговорись как-нибудь случайно Валентину, Лидии.

Несколько секунд она молчала, закрыв глаза, - Самгин успел пробормотать:

- Предупреждение совершенно излишне...

- Годится, на всякий случай, - сухо откликнулась она. - Теперь - о делах Коптева, Обоимовой. Предупреждаю: дела такие будут повторяться. Каждый член нашей общины должен, посмертно или при жизни, - это в его воле, - сдавать свое имущество общине. Брат Обоимовой был член нашей общины, она - из другой, но недавно ее корабль соединился с моим. Вот и всё... Самгин, подумав, сказал:

- Мне остается поблагодарить тебя за доверие. - И неожиданно для себя прибавил: - У меня действительно были какие-то... мутные мысли!

- Если они исчезли, это - хорошо, - заметила Марина.

- Да, исчезли, - подтвердил он и, так как она молчала, прихлебывая чай, сказал недоуменно: - Ты не обидишься, если я скажу... повторю, что все-таки трудно понять, как ты, умница такая...

Марина не дала ему договорить, - поставив чашку на блюдце, она сжала пальцы рук в кулак, лицо ее густо покраснело, и, потрясая кулаком, она проговорила глуховатым голосом:

- Я ненавижу поповское православие, мой ум направлен на слияние всех наших общин - и сродных им - в одну. Я - христианство не люблю, - вот что! Если б люди твоей... касты, что ли, могли понять, что такое христианство, понять его воздействие на силу воли...

Самгин, не вслушиваясь в ее слова, смотрел на ее лицо, - оно не стало менее красивым, но явилось в нем нечто незнакомое и почти жуткое: ослепительно сверкали глаза, дрожали губы, выбрасывая приглушенные слова, и тряслись, побелев, кисти рук. Это продолжалось несколько секунд. Марина, разняв руки, уже улыбалась, хотя губы еще дрожали.

- Вот как рассердил ты меня! - сказала она, оправляя кружева на груди.

Самгин сочувственно улыбнулся, не находя, что сказать, и через несколько минут, прощаясь с нею, ощутил желание поцеловать ей руку, чего никогда не делал. Он не мог себе представить, что эта женщина, равнодушная к действительности, способна ненавидеть что-то.