- Мне рассказала Китаева, а не он, он - отказался, - голова болит. Но дело не в этом. Я думаю - так: вам нужно вступить в историю, основание: Михаил работает у вас, вы - адвокат, вы приглашаете к себе двух-трех членов этого кружка и объясняете им, прохвостам, социальное и физиологическое значение их дурацких забав. Так! Я - не могу этого сделать, недостаточно авторитетен для них, и у меня - надзор полиции; если они придут ко мне это может скомпрометировать их. Вообще я не принимаю молодежь у себя.
"Вот и возложил обязанность", - подумал Самгин, мысленно усмехаясь; досада возрастала, Самойлов становился все более наивным, смешным, и очень хотелось убедить его в этом, но преобладало сознание опасности: "Втянет он меня в этот скандал, чорт его возьми!"
Самгин совершенно не мог представить: как это будет? Придут какие-то болваны, а он должен внушать им правила поведения. С некоторой точки зрения это может быть интересно, даже забавно, однако - не настолько, чтоб ставить себя в смешную позицию проповедника половой морали.
- Над этим надо подумать, - солидно сказал он. - Дайте мне время. Я должен допросить Локтева. Он и сообщит вам мое решение.
- Так, - согласился Самойлов, вставая и укладывая свои курительные принадлежности в карман пиджака; выкурил он одну папиросу, но дыма сделал столько, как будто курили пятеро. - Значит, я - жду. Будемте знакомы!
Мягко пожав руку Самгина, он походкой очень усталого человека пошел в прихожую, бережно натянул пальто, внимательно осмотрел шапку и, надев ее, сказал глухо:
- Время-то какое подлое, а? Следите за литературой? Какова? Погром вековых традиций...
И повернулся к Самгину широкой, но сутулой спиною человека, который живет, согнув себя над книгами. Именно так подумал о нем Самгин, открывая вентиляторы в окне и в печке.
"Ослепленный книжник. Не фарисей, но - наивнейший книжник. Что же я буду делать?"
Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его имя оказалось припутанным. А этот Миша - существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника. Юноша пришел немедля и остановился у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого глаза сегодня был особенно неприятен.
- Проходите. Садитесь, - сказал Самгин не очень любезно. - Ну-с, - у меня был Самойлов и познакомил с вашими приключениями... с вашими похождениями. Но мне нужно подробно знать, что делалось в этом кружке. Кто эти мальчики?
Миша осторожно кашлянул, поморщился и заговорил не волнуясь, как бы читая документ:
- Собирались в доме ювелира Марковича, у его сына, Льва, - сам Маркович - за границей. Гасили огонь и в темноте читали... бесстыдные стихи, при огне их нельзя было бы читать. Сидели парами на широкой тахте и на кушетке, целовались. Потом, когда зажигалась лампа, - оказывалось, что некоторые девицы почти раздеты. Не все - мальчики, Марковичу - лет двадцать, Пермякову - тоже так...
- Пермяков - сын владельца гастрономического магазина? - спросил Самгин.
- Да, - сказал Миша, продолжая называть фамилии.
Было очень неприятно узнать, что в этой истории замешан сын клиента.
Самгин нервно закурил папиросу и подумал:
"Если этого юношу когда-нибудь арестуют, - он будет отвечать жандарму с такой же точностью".
- Сколько раз были вы там? - спросил он.
- Три.
- Вас эти забавы не увлекали?
- Нет.
- Будто бы?
- Нет. Я говорю правду.
Самгин, испытывая не очень приятное чувство, согласился: "Да, не лжет". И спросил:
- Ведь это - кружок тайный? Что же, вас познакомили сразу со всеми, поименно?
- Пермякова и Марковича я знал по магазинам, когда еще служил у Марины Петровны; гимназистки Китаева и Воронова учили меня, одна - алгебре, другая - истории: они вошли в кружок одновременно со мной, они и меня пригласили, потому что боялись. Они были там два раза и не раздевались, Китаева даже ударила Марковича по лицу и ногой в грудь, когда он стоял на коленях перед нею.
Ровный голос, твердый тон и этот непреклонно прямой глаз раздражали Самгина, - не стерпев, он сказал:
- Вы отвечаете мне, как... судебному следователю. Держитесь проще!
- Я всегда так говорю, - удивленно ответил Миша. "Он - прав", согласился Самгин, но раздражение росло, даже зубы заныли.
Очень неловко было говорить с этим мальчиком. И не хотелось спрашивать его. Но все же Самгин спросил:
- Кто вас бил?
- Пермяков и еще двое взрослых, незнакомых, не из кружка. Пермяков самый грубый и... грязный. Он им говорил: "Бейте насмерть!"
- Ну, я думаю, вы преувеличиваете, - сказал Самгин, зажигая папиросу. Миша твердо ответил:
- Нет, Китаева тоже слышала, - это было у ворот дома, где она квартирует, она стояла за воротами. Очень испугалась...
- Почему вы не рассказали все это вашему учителю? - вспомнил Самгин.
- Не успел.
Миша ответил не сразу, и его щека немножко покраснела, - Самгин подумал:
"Кажется - врет".
Но Миша тотчас же добавил: