- Да, эсеры круто заварили кашу, - сумрачно сказал ему Поярков скелет в пальто, разорванном на боку; клочья ваты торчали из дыр, увеличивая сходство Пояркова со скелетом. Кости на лице его, казалось, готовились прорвать серую кожу. Говорил он, как всегда, угрюмо, грубовато, но глаза его смотрели мягче и как-то особенно пристально; Самгин объяснил это тем, что глаза глубоко ушли в глазницы, а брови, раньше всегда нахмуренные, - приподняты, выпрямились.
- Крупных, культурных хозяйств мужик разрушает будто бы не много, но все-таки мы понесем огромнейший убыток, - говорил Поярков, рассматривая сломанную папиросу. - Неизбежно это, разумеется, - прибавил он и достал из кармана еще папиросу, тоже измятую.
Во всем, что он сказал, Самгина задело только словечко "мы". Кто это мы? На вопрос Клима, где он работает, - Поярков, как будто удивленно, ответил:
- В революции... то есть - в Совете! Из ссылки я ушел, загнали меня чорт знает куда! Ну, нет, - думаю, - спасибо! И - воротился.
- А где Кутузов? - спросил Клим.
- Был в Питере. Теперь - вероятно - на юге.
"Мы", - иронически повторил Самгин, отходя от Пояркова. Он долго искал какого-нибудь смешного, уничтожающего сравнения, но не нашел. "Мы пахали" не годилось.
Как-то вечером, возвращаясь домой, Самгин на углу своей улицы столкнулся с Митрофановым. Иван Петрович отскочил от него, не поклонясь.
"Он должен чувствовать себя весьма плохо", - подумал Самгин, несколько смущенный невежливостью человека "здравого смысла". Взглянув назад, он увидал, что Митрофанов тоже остановился, оглядывается. Климу хотелось утешительно крикнуть:
"Все это - ненадолго!"
Но Митрофанов сорвался с места и быстро пошел прочь.
Раза два приходила Варвара, холодно здоровалась, вздергивая голову, глядя через плечо Клима, шла в свою комнату и отбирала белье для себя.
Первый раз ее сопровождал Ряхин, демократически одетый в полушубок и валяные сапоги, похожий на дворника.
- Люди начинают разбираться в событиях, - организовался "Союз 17 октября", - сообщал он, но не очень решительно, точно сомневался: те ли слова говорит и таким ли тоном следует говорить их? - Тут, знаете, выдвигается Стратонов, оч-чень сильная личность, очень!
Помолчав, ласково погладив ладонью красное, пухлое лицо свое, точно чужое на маленькой головке его, он продолжал:
- Некоторые кадеты идут за ним... да! У них бунтует этот милюковец адвокат, еврей, - как его? Да - Прейс! Ядовитое... гм! Знаете, эта истерика семитов, людей без почвы и зараженных нашим нигилизмом...
О евреях он был способен говорить очень много. Говорил, облизывая губы фиолетовым языком, и в туповатых глазах его поблескивало что-то остренькое и как будто трехгранное, точно кончик циркуля. Как всегда, речь свою он закончил привычно:
- Но я - оптимист. Я знаю: покричим и перестанем, как только найдем успокоительную среднюю между двумя крайними.
Однако на этот раз он, тяжело вздохнув, спросил Самгина:
- Вы как думаете?
Самгин был доволен, что Варвара помешала ему ответить. Она вошла в столовую, приподняв плечи так, как будто ее ударили по голове. От этого ее длинная шея стала нормальной, короче, но лицо покраснело, и глаза сверкали зеленым гневом.
- Это ты разрешил Анфимьевне отдать белье "Красному Кресту"? спросила она Клима, зловеще покашливая.
- Я ничего не разрешал, она меня ни о чем не спрашивала...
- Она отдала все простыни, полотенца и вообще... Чорт знает что!
- Старое все, Варя, старое, чиненое, - не жалей! - сказала Анфимьевна, заглядывая в дверь.
Варвара круто повернулась к ней, но большое дряблое лицо старухи уже исчезло, и, топнув ногою, она скомандовала Ряхину:
- Идемте!
Самгин, отозвав ее в кабинет, сказал:
- Ты, конечно, понимаешь, что я не могу переехать... Не дослушав, она махнула рукой:
- Ах, оставь! До того ли теперь, когда, может быть...
И, приложив платок к губам, поспешно ушла.
Люди появлялись, исчезали, точно проваливаясь в ямы, и снова выскакивали. Чаще других появлялся Брагин. Он опустился, завял, смотрел на Самгина жалобным, осуждающим взглядом и вопросительно говорил:
- В газете "Борьба" напечатано... Вы согласны? "Русские ведомости" указывают... Это верно?
Он заставил Самгина вспомнить незаметного гостя дяди Хрисанфа - Мишу Зуева и его грустные доклады:
"В Марьиной Роще - аресты. В Нижнем. В Твери..."
Точно разносчик газет, измученный холодом, усталостью и продающий последние номера, Брагин выкрикивал:
- Восстали солдаты Ростовского полка. Предполагается взорвать мосты на Николаевской железной дороге. В Саратове рабочие взорвали Радищевский музей. Громят фабрики в Орехове-Зуеве.
Все его сведения оказывались неверными, и Самгин заранее знал это, потому что, сообщив потрясающие новости, Брагин спрашивал:
- Неужели взорвут мосты? Не верится, что разгромили музей...
- Не верьте, - советовал Самгин. - Все это выдумано.
Тогда Брагин, заглядывая в глаза Клима, догадывался:
- Кто же это выдумывает?
"Наверное - ты", - думал Самгин.