Жизнь Клима Самгина (Часть 3)

"Действительно - таинственный народ. Народ, решающий прежде всего проблему морали. Марксисты глубоко ошибаются... Как просто она решила с этим, Михаилом..."

Он снова почувствовал прилив благодарности к старой рабыне. Но теперь к благодарности примешивалось смущение, очень похожее на стыд. Было почему-то неловко оставаться наедине с самим собою. Самгин оделся и вышел на двор.

Николай отворял и затворял калитку ворот, - она пронзительно скрипела; он приподнял ее ломом и стал вбивать обухом топора гвоздь в петлю, - изо рта у него торчали еще два гвоздя. Работал он, как всегда, и о том, что он убил солдата, не хотелось вспоминать, даже как будто не верилось, что это было. На улице тоже все обыденно, ново только красноватое пятно под воротами напротив, - фельдшер Винокуров все-таки не совсем соскоблил его. Солнце тоже мутнокрасное; летают редкие снежинки, и они красноваты в его лучах, как это нередко бывает зимою в ярких закатах солнца.

На крыльце соседнего дома сидел Лаврушка рядом с чумазым парнем; парень подпоясан зеленым кушаком, на боку у него - маузер в деревянном футляре. Он вкусно курит папиросу, а Лаврушка говорит ему:

- Я люблю бояться; занятно, когда от страха шкурка на спине холодает.

Парень сплюнул, поймал ладонью крупную снежинку, точно муху, открыл ладонь, - в ней ничего не оказалось. Он усмехнулся и заговорил:

- Меня к страху приучил хозяин, я у трубочиста жил, как я - сирота. Бывало, заорет: "Лезь, сволочь, сукиного сына!" В каменную стену полезешь, не то что куда-нибудь. Он и печник был. Ему смешно было, что я боюсь.

- Сердитый?

- Трезвый, так - веселый. Все спрашивал: "Как дела - башка цела?" Только он редко трезвый был.

У паренька - маленькие, но очень яркие глаза, налитые до глубины синим огнем.

Прошли две женщины, - одна из них, перешагнув через пятно крови, обернулась и сказала другой:

- Смотри, - точно конь нарисован! Та, не взглянув, закуталась шалью, а когда они остановились у крыльца фельдшера, сказала, оглядываясь:

- По нашей улице из пушки стрелять неудобно, - кривая, в дома пушка будет попадать.

Перед баррикадой гулял, тихонько насвистывая, Калитин, в ногу с ним шагал сухонький, остроглазый, с бородкой, очень похожей на кисть для бритья, - он говорил:

- Стреляют они - так себе. Вообще - отряды эти охотничьи - балаган! А вот казачишки - эти бьют кого попало. Когда мы на Пресне у фабрики Шмита выступали...

Калитин остановился, вынул из-за пазухи черные часы и крикнул:

- Лаврентий - иди! Пора! Иди, Мокеев. Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще ближе познакомиться с этими людьми, узнать - в какой мере они понимают то, что делают. Он чувствовал, что студенты почему-то относятся к нему недоброжелательно, даже, кажется, иронически, а все остальные люди той части отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что, если б его не смущало отношение студентов, он давно бы стоял ближе к рабочим.

Лаврушка и человек с бородкой ушли. Темнело. По ту сторону баррикады возились люди; знакомый угрюмый голос водопроводчика проговорил:

- Тут - недалеко.

- Отец возьмет его?

- Брат.

- Жалко Васю.

Калитин, шагая вдоль баррикады, закуривал на ходу. Самгин пошел рядом с ним, спросив;

- Очень страдал товарищ?

- Не охнул, - сказал Калитин, выдув длинную струю дыма. - В глаз попала пуля.

- Он где работал?

- Булочник.

- Еще кого-нибудь ранили?

- Троих. Не сильно.

Краткие ответы Калитина не очень поддерживали желание беседовать с ним, но все-таки Самгин, помолчав, спросил:

- Чего же вы надеетесь добиться? Калитин остановился и сказал:

- Ясно - очевидно: свободы рабочему классу!

А вслед за этим сам спросил, как будто с сожалением:

- Вы что же - меньшевичек? За союз с кадетами? По Плеханову: до Твери - вместе?

Не по словам, а по тону Самгин понял, что этот человек знает, чего он хочет. Самгин решил возразить, поспорить и начал:

- Неужели вы думаете...

Но Калитин, остановись, прислушиваясь, проворчал:

- Подождите-ко...

Было слышно, что вдали по улице быстро идут люди и тащат что-то тяжелое. Предчувствуя новую драму, Самгин пошел к воротам дома Варвары; мимо него мелькнул Лаврушка, радостно и громко шепнув:

- Пымали!

Самгин остановился во впадине калитки, слушая задыхающийся голос:

- Пымали, товарищ Калитин! Как бился-а! Здоровенный! Ему даже варежку в рот сунули...

- Ведите в сарай, - крикнул Калитин. Клим быстро вошел во двор, встал в угол; двое людей втащили в калитку третьего; он упирался ногами, вспахивая снег, припадал на колени, мычал. Его били, кто-то сквозь зубы шипел:

- Иди-и...

Самгин хотел войти в кухню, но в сарае заговорил, сквозь всхлипывающий смешок, Иван Петрович Митрофанов:

- Ф-фу... Господи Исусе! Ну, напугали, напугали... И, всхлипнув так, точно губы ожег кипятком, он еще быстрее забормотал:

- Пож-жалуйста, пож-жалуйста! Я не сопротивляюсь... Ну, - документы... Я - человек тоже рабочий. Часы. Вот деньги. И - всё, поверьте слову...