Жизнь Клима Самгина (Часть 3)

Самгин пошел к паровозу, - его обгоняли пассажиры, пробежало человек пять веселых солдат; в центре толпы у паровоза стоял высокий жандарм в очках и двое солдат с винтовками, - с тендера наклонился к ним машинист в папахе. Говорили тихо, и хотя слова звучали отчетливо, но Самгин почувствовал, что все чего-то боятся.

- Дотащишь до станции? - спросил жандарм.

- Нельзя, - сказал, машинист. Кто-то вздохнул.

- Черти! Убьют - и не охнешь. Самгин тихонько спросил солдата:

- Что случилось?

- В паровозе что-то, - неохотно ответил солдат, но другой возразил ему:

- Да нет! Рельса на стрелке лопнула. Коренастый солдат вывернулся из-за спины Самгина, заглянул в лицо ему и сказал довольно громко:

- Это нас, усмиряющих, хотели сковырнуть некоторые злодеи!

И, сделав паузу, он прибавил:

- В очках.

Первый солдат миролюбиво вмешался:

- Ничего неизвестно.

Но коренастый не уступал:

- Жандарм сказал: покушение.

Коренастый солдат говорил все громче, голос у него немножко гнусавил и звучал едко.

"Такие голоса подстрекают на скандалы", - решил Самгин и пошел прочь, к станции, по тропе, рядом с рельсами, под навесом елей, тяжело нагруженных снегом.

Впереди тяжело шагал человек в шубе с лисьим воротником, в меховой шапке с наушниками, - по шпалам тоже шли пассажиры; человек в шапке сдержанно говорил:

- Мало у нас порядка осталось.

- Смятение умов, - поддержал его голос за спиной Самгина.

- Никто никого не боится, - сказал человек в шубе, обернулся, взглянул в лицо Клима и, уступая ему дорогу, перешагнул на шпалы.

У паровоза сердито кричали:

- Где у вас командир?

- Не твое дело. Ты нам не начальство.

- Смотри у меня! Гнусавый голос взвизгнул:

- А что на тебя смотреть, ты - девка? Наплевать мне в твои очки!

"Это он жандарму", - сообразил Самгин и, сняв очки, сунул их в карман пальто.

- Маловато порядка, - сказал человек в лисьей шубе и протяжно зевнул.

Чувствуя себя, как во сне, Самгин смотрел вдаль, где, среди голубоватых холмов снега, видны были черные бугорки изб, горел костер, освещая белую стену церкви, красные пятна окон и раскачивая золотую луковицу колокольни. На перроне станции толпилось десятка два пассажиров, окружая троих солдат с винтовками, тихонько спрашивая их:

- Ну и - пороли?

- А - как же?

- Прикажут - и вас выпорем...

- А - баб - не приходилось? - спросил человек в шапке с наушниками и поучительно, уверенно заговорил, не ожидая ответа: - Баб следует особенно стращать, баба на чужое жаднее мужика...

К перрону подошла еще группа пассажиров; впереди, прихрамывая, шагал офицер, - в походной форме он стал еще толще и круглее.

- Ну, в чем дело? - резко крикнул он; человек в шапке, запахнув шубу, выпрямился, угодливо заговорил:

- Подозревается - крушение хотели устроить...

- Я спрашиваю не вас, - свирепо рявкнул офицер. - Где начальник станции?

Подбежал жандарм в очках, растолкал людей и, задыхаясь, доложил, что начальник разъезда телеграфирует о повреждении пути, требует рабочих.

- Предполагаю злоумышление, ваше благородие, рельсы на стрелке...

- А ты чего смотрел, морда? - спросил офицер и, одной рукой разглаживая усы, другой коснулся револьвера на боку, - люди отодвинулись от него, несколько человек быстро пошли назад к поезду; жандарм обиженно говорил:

- Я, ваше благородие, вчера командирован сюда...

- Командирован, ну и - не зевай! Офицер повернулся спиной к нему:

- Это что за солдаты?

- Бузулукского лезервного батальону из отряда, расквартированного по бунтущей деревне, - скороговоркой рапортовал рослый солдат с мягким, бабьим лицом.

- Бунтующей, дурак! Пошел прочь... Офицер вынул из кармана коробку папирос, посмотрел вслед солдатам и крикнул:

- Ходите, как индюки... - Закончив матерщиной, он оглянулся и пошел на Самгина, говоря: - Разрешите...

А закурив от папиросы Клима, назвал себя:

- Поручик Трифонов.

- Самгин,

- Учитель?

- Юрист.

- Адвокат, - подумав, сказал поручик и кивнул головой. - Из мелких, продолжал он, усмехаясь. - Крупные - толстые, а вы - из таких, которые раздувают революции, конституции, - верно?

Самгин попробовал отойти, но поручик взял его под руку и повел за собой, шагая неудобно широко, прихрамывая на левую ногу, загребая ею. Говорил он сиповато, часто и тяжело отдувался, выдувая длинные струи пара, пропитанного запахами вина и табака.

- Из неудачников, - говорил он, толкая Самгина. - Ни-и черта у вас, батя, не выйдет, перещелкаем мы вас, эдаких, раскокаем, как яйца...

"Животное", - мысленно обругал его Самгин и сердито спросил: - Почему вы думаете, что я...

- Я - не думаю, а - шучу, - сказал поручик и плюнул. Его догнал начальник разъезда:

- Вы звали меня?

Поручик приостановился, взглянул на него, помолчал и махнул рукой.

- Не надо.

Крепко прижимая локтем руку Самгина, он продолжал ворчливо, мятыми словами, не доканчивая их:

- Я сам - неудачник. Трижды ранен, крест имею, а жить - нечем. Живу на квартире у храпоидола... в лисьей шубе. Он с меня полтораста целковых взыскивает судом. На вокзале у меня украли золотой портсигар, подарок товарищей...

Подошли к поезду, - офицер остановился у подножки вагона и, пристально разглядывая лицо Самгина, пробормотал;