Жизнь Клима Самгина (Часть 3)

- Конечно, возможно-с, так как документы не денежные. И ежели попы не воспользовались ими, могу поискать. Обыкновенно документы такого рода отправляются в святейший правительствующий синод, в библиотеку оного.

А через два дня, показывая Самгину пакет писем и тетрадку в кожаной обложке, он сказал, нагловато глядя в лицо Самгина:

- Заголовочек сочинения соблазнительный какой, смотрите-ко: "Иакова" не просто - Якова, а Иакова, вот как-с! "Иакова Тобольского размышление о духе, о плоти и Диаволе" - Диаволе, а не Дьяволе! Любопытно, должно быть-с!

И, положив тетрадь на стол, прижав ее розовой, пухлой ручкой, непреклонно потребовал:

- Прибавьте двадцать пять.

Самгин прибавил и тут же решил устроить Марине маленькую сцену, чтоб на будущее время обеспечить себя от поручений такого рода. Но затем он здраво подумал:

"Дает ли мне этот случай право думать, что такие поручения могут повторяться?"

Дорогой, в вагоне, он достал тетрадь и, на ее синеватых страницах, прочитал рыжие, как ржавчина, слова:

"И лжемыслие, яко бы возлюбив человека господь бог возлюбил также и рождение и плоть его, господь наш есть дух и не вмещает любви к плоти, а отметает плоть. Какие можем привести доказательства сего? Первое: плоть наша грязна и пакостна, подвержена болезням, смерти и тлению..."

Перевернув несколько страниц, написанных круглым, скучным почерком, он поймал глазами фразу, выделенную из плотных строк: "Значит: дух надобно ставить на первое место, прежде отца и сына, ибо отец и сын духом рождены, а не дух отцом".

"Какая ерунда, - подумал Самгин и спрятал тетрадь в портфель. - Не может быть, чтобы это серьезно интересовало Марину. А юридический смысл этой операции для нее просто непонятен".

В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый монах с кружкой на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе - молча смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, - босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши. Размахивая длинным гибким помелом из грязных тряпок, он свистел, рычал, кашлял, а над его растрепанной головой в голубом, ласково мутном воздухе летала стая голубей, как будто снежно-белые цветы трепетали, падая на крышу.

- Обленились до чорта, - ожирели! - заорал Безбедов, когда Самгин вошел во двор. - Ну, - я их - взбодрю! Я - подниму! Вот увидите! Улыбнетесь...

Самгин, махнув ему шляпой, подумал:

"А - правильно говорят: страшно смешной".

Предвечерним чаем Безбедов сходил на реку, выкупался и, сидя за столом с мокрыми волосами, точно в измятой старой шапке, кашляя, потея, вытирая лицо чайной салфеткой, бормотал:

- Муромская приехала. Рассказывает, будто царь собрался в Лондон бежать, кадетов испугался, а кадеты левых боятся, и вообще чорт знает что будет!

Он закашлялся бухающими звуками, лицо и шея его вздулись от напора крови, белки глаз, покраснев, выкатились, оттопыренные уши дрожали. Никогда еще Самгин не видел его так жутко возбужденным.

- А новый министр, Столыпин, говорит, - трус и дурак.

Слушая невнимательно, Самгин спросил:

- Кому говорит?

- Никому не говорит, - сердито ответил Безбедов. - Это - не он говорит, а - Муромская. Истеричка, чорт ее... Пылит, как ветер.

Откашлялся, плюнул в платок и положил его на стол, но сейчас же брезгливо, одним пальцем, сбросил на пол и, снова судорожно вытирая лоб, виски салфеткой, забормотал раздраженно:

- Кричит: продавайте лес, уезжаю за границу! Какому чорту я продам, когда никто ничего не знает, леса мужики жгут, все - испугались... А я Блинова боюсь, он тут затевает что-то против меня, может быть, хочет голубятню поджечь. На-днях в манеже был митинг "Союза русского народа", он там орал: "Довольно!" Даже кровь из носа потекла у идиота...

Закурив трубку, он немножко успокоился и широко оскалил неровные крупные зубы.

- Кричал: "Финляндия хочет отложиться, шведы объявляют нам войну", вообще: кипит похлебка!

Было ясно, что он торопится выбросить из памяти новости, отягощающие ее. Самгин усмехнулся.

- Да, смешно, - сказал Безбедов. - Царь Думу открывал в мантии, в короне, а там все - во фраках. Во фраках или в сюртуках, - не знаете?

- Не знаю.

- Уморительно! Чорт, до чего дожили, а? Вроде Англии. Он - в мантии, а они - во фраках! Человек во фраке напоминает стрижа. Их бы в кафтаны какие-нибудь нарядить. Хорошо одетый человек меньше на дурака похож.

Самгин, поправив очки, взглянул на него; такие афоризмы в устах Безбедова возбуждали сомнения в глупости этого человека и усиливали неприязнь к нему. Новости Безбедова он слушал механически, как шум ветра, о них не думалось, как не думается о картинах одного и того же художника, когда их много и они утомляют однообразием красок, техники. Он отметил, что анекдотические новости эти не вызывают желания оценить их смысл. Это было несколько странно, но он тотчас нашел объяснение: