Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Впрочем, лишь к полудню трибуну удалось закончить формальности, связанные с отплытием. Следовало застраховать груз, подписать контракт с капитаном. На борт взошли таможенники, которых резво увлек к носу корабля подальше от трюма капитан-египтянин. О чем они там шептались, Константин Германик не разобрал, но успел заметить, как капитан ловко передал начальнику таможенной стражи увесистый мешочек, а тот так же ловко спрятал его за пазухой.

– Желаю удачного возвращения и хорошей торговли. – Лицо главного таможенника напоминало плохо пропеченную бело-желтую лепешку. Даже почтительно обращаясь к офицеру, он умудрялся смотреть в сторону. – Да хранит вас милость Всевышнего и Величайшего государя нашего.

Трибун кивнул и обратил взгляд на берег. Он ждал жену.

Наконец-то! Показался богато разукрашенный паланкин, который несли шестеро вольноотпущенников. Они аккуратно поставили его возле причала, но вместо жены оттуда неожиданно выбрался тесть Константина Германика, светлейший Марк Силансий. Грузный пятидесятилетний мужчина, бривший голову подобно римским патрициям и подобно им же кутавшийся в длинную ослепительно-белую тогу, приблизившись к Германику, вдруг всхлипнул и обнял зятя.

– Это я велел Елене оставаться дома. Сам понимаешь, ее бы всю растрясло. Не в ее положении, зачем рисковать.

Трибун растерянно кивнул. Раньше за высокочтимым префектом особой заботы о дочери, а уж тем более внимания к его, Константина, скромной особе, не наблюдалось. Не вполне до конца Германик осознал слова напутствия, которые префект горячо зашептал на ухо зятю:

– Ты нам нужен живым. Елене, мне, твоему будущему ребенку. Ты понял, Константин?! Живым!

Разумеется, живым, к чему напоминать?

Марк Силансий отстранился, вернулся назад к палантину. Несколько театрально (был почитателем греческой драмы) отдернул полог. Оказалось, что на подушке величаво возлежал большой щенок. Молосский дог! Мечта детства! Германик непроизвольно засмеялся:

– Это – мне?!

– А кому же еще? – Породистое лицо Марка Силансия расплылось в довольной улыбке. – Зовут Цербером. Год без двух месяцев. Сука родила его от знатного и злого папаши. Убедишься сам, будет тебе верным другом.

Щенок, тем временем резво соскочив с удобной подушки, потянулся, показав отменные клыки. Как само собой разумеющееся, подошел к Константину Германику. Уселся на задние лапы и вдруг зло зарычал на египтянина-капитана, осмелившегося приблизиться к хозяину.

– Ну, вот, – удовлетворенно констатировал Марк Силансий. – Полное взаимопонимание.

Глава IV Греческое море

Даже Константин Германик, обошедший собственными ногами чуть ли не все известные африканские пустыни, знал, что отправляться в плаванье по традиции следовало бы с первыми лучами солнца. Но тут – иное. Навклир то и дело, озабоченно поглядывая на палубу, где размещался потаенный груз, поторапливал моряков корбиты:

– Нечего лодырничать да на солнце смотреть. Видите, оно еще на горизонте, пока не село, а значит, древний, как мир, бог Ра нам благоприятствует. Засветло пройдем маяки и причалим на том конце Босфора. Переночуем и рано утром выйдем в Греческое море.

– Я не только за товар боюсь. – Египтянин ткнулся своим длинным и кривым носом чуть не в ухо Константину Германику. – Обожаемый префект велел передать слова квестора Евсея: «Отплыть следует быстро и тихо, соглядатаев в порту больше, чем насекомых в бороде покойного Юлиана Отступника».

– Тут действительно много людей разного племени, – согласился Константин Германик.

– Разного племени? – искренне удивился египтянин, весело уставившись на своего пассажира черными глазами, вдобавок подведенными по давнему обычаю сурьмой. – Опасаться следует своих, они незаметны, как блохи, и опасны, как нильские крокодилы.

Капитан-навклир, едва корбита выбралась из длинного ряда кораблей и лодок у многочисленных причалов, велел поставить прямой греческий парус.

– Наш Господь благоприятствует плаванью! – торжественно провозгласил он, обращаясь ко всему экипажу. – Без боязни посмотрите на заходящее солнце. Оно попрощалось с нами, но одновременно даровало отлив!

Две дюжины гребцов, пятерка матросов: большинство египтяне и сирийцы, трое германцев, кажется, фракиец. Но были и ромеи, римляне на греческий лад, несколько собственно греков. Все радостно загалдели.

Отлив незаметно и мощно подхватил судно, а опытный рулевой с веслом на корме удачно сманеврировал, вывел «торгаша» на морскую гладь. Вслед за кораблем из порта вышли еще два судна, образовав караван, который так же неспешно и уверенно миновал Босфор, чтобы заночевать ввиду последнего маяка перед выходом в Понт Евксинский.

Когда-то сгоряча Босфор был прозван хитроумными греками-первопроходцами коровьим бродом. Освоенный и обжитой за сотни лет, он стал удобным и знакомым.