Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

В этот момент один из готских солдат подошел к своему офицеру и что-то зашептал тому на ухо, указывая на тщательно укрытый просмоленными кожами контрабандный груз в глубине корбиты.

Офицер таможенной стражи с иронией посмотрел на Константина Германика:

– Судя по всему, средств вам хватит еще на осадные башни.

Осмотр так же быстро закончился, как и начался. Готский офицер кивком позвал за собой египтянина Аммония:

– Нам с тобой предстоит оформить еще две корбиты из твоего каравана, – и обратился к Германику: – О тебе я должен доложить Наместнику, побудь пока на корабле. Вернусь до вечера, не сомневайся.

И, уже закинув ногу за борт, чтобы спуститься в шлюпку, внезапно подмигнул трибуну, указывая на пса:

– А что твоему грозному бойцу с берега прихватить? Медвежатины или сразу гуннского пленника?

Римский офицер понял гота правильно, подхватил шутку:

– Я его пока не балую. Думаю, благодарен будет и за свининку.

Глава VIII Откровения готского офицера

Весенний день медленно, очень медленно, совсем не так, как в Константипополе (а уж тем более в Африке!), подходил к концу. Константину Германику надоело разглядывать башни Ольвии и уж тем более порядком наскучившее черно-синее Греческое море. «Какое-то здесь солнце другое. Неторопливое», – последнее, что подумал он, прежде чем погрузиться в сладкую дрему.

– Вставай, трибун! Идут по центру! – разбудил его оклик фракийца Тираса.

Офицер вскочил с уютного александрийского ковра, сориентировался в обстановке. Кругом темнота, только десяток робких звездочек в небе да огни на крепостных башнях. Он плеснул в лицо остатками пресной воды из заботливо подставленного греком Аттиком кувшина.

– Чего ты орешь, мы же не в поле, а перед нами не персы, – попенял Тирасу. – Кто идет?

– Плывет, я хотел сказать. – Фракиец Тирас указал в сторону порта.

Теперь уже и Константин Германик различил два огонька, которые быстро перемещались в открытом море. Скоро стало видно, что это – факелы на носу и корме большой лодки, подгоняемой слаженными ударами гребцов по направлению к их кораблю.

– Быстро! Парадный панцирь и шлем с красным гребнем! – скомандовал трибун Эллию Аттику. – На Цербера ошейник надень! Да не мешкай, театр начинается!

Первым через борт корбиты перевалился капитан Аммоний.

– Все нормально, – успел он прошелестеть на ухо трибуну, забыв даже о громадном псе. – Таможня «железо» приняла, уже и цену дают отменную.

Какую именно цену, Германик даже не поинтересовался. Не захотел, да и не успел бы. Почти сразу же за навклиром на борт судна, запросто вскарабкавшись по сброшенному канату, поднялся знакомый офицер-гот.

– Извини, трибун, – кивнул Германику. – Служба, сам понимаешь.

Уже при свете подставленного гребцами факела, рассмотрев римского офицера в полном боевом облачении, он одобрительно кивнул:

– Тебя во дворце ждут. Наместник.

– Я – готов, – скромно заявил Германик, польщенный тем, что местный офицер заценил его доспехи, стоившие целое состояние.

– Постой, погоди немного, мы о главном забыли! – Офицер таможенной стражи, перегнувшись через борт корбиты, что-то приказал гребцам в лодке. Почти сразу же потянул канат, и в руках у него оказался увесистый пакет, завернутый в холстину. – Я твоему псу свининки прихватил. Следует покормить бойца перед смотром!

Нет, определенно, чувство юмора у поданных короля Германариха… «имело место быть!», как наверняка бы в подобном случае образно выразился обожаемый трибуном Германиком солдатский император Флавий Юлий Валент.

Путешествие до порта оказалось недолгим, опытные гребцы свое дело знали, и скоро большая лодка, совершив виртуозный поворот, пристала бортом у длинного каменного пирса.

– Наш парадный вход, специально для особых гостей, – веско прокомментировал выход Константина Германика на широкий, выложенный из идеально подогнанных и тщательно отшлифованных валунов причал офицер таможенной стражи. – Говорят, еще ваши строили при Септимии Севере, легионеры из Первого Италийского.

– Откуда знаешь? – быстро спросил Константин Германик, с удовольствием постучав сапожком о твердую поверхность.

– Там надпись есть, в самом начале, в основании одного из камней. Сейчас не видно из-за прилива, но кто-то из ребят постарался: «Гней из Италийского посвятил всаднику Ресу».

– Две сотни лет назад! – восхитился трибун. – Легионы уходят, а память остается.

– Легионы не уходят, – веско возразил готский офицер. – Твое появление на этом причале тому доказательство. Кстати, коль ты уже тут. Объясни мне, готу, почему твой Гней поклонялся фракийскому богу, всаднику Ресу?

– А Митра его знает! – честно признался Германик.

– Митра? – с каким-то очень знакомым выражением переспросил готский офицер. – Что значит Митра? Ты разве в Спасителя нашего не веруешь?