Жизнь коротка

Приборы сыплют цифрами показателей. Мы достигли критической точки. Коэффициент эмоциональности застыл далеко наверху; он может пойти в обе стороны, но обязательно с выделением энергии. Голос Артура постепенно из мягкого баса переходит на резкий баритон. Действие на зрителей тщательно рассчитано, нервное напряжение вкрадывается в их души, сердца застывают. Изображения Артура на экране нет, но образ присутствует, незримо парит, подобно зловещему черному ворону. Таким голосом возвещают дурные известия — глас эпохи, четкий и траурный.

Эдди, закончив свою работу, блаженствует в кресле по ту сторону стеклянной перегородки. В стекле ухмыляется его отражение. На какую-то секунду у меня создается впечатление, что я не могу отличить отражение от человека. Наконец мне становится ясно, что это несущественно, главное — кого я принимаю за Эдди.

Я начинаю потеть. Эмоции — это, конечно, прекрасно, но они снижают эффективность; когда нервы сжаты в тугой комок, хорошей работы не жди. Мои ладони увлажняются. На мониторе все спокойно; сцена на экране тиха, чистая гладь воды, несмотря на бурлящее напряжение, на зарождающуюся мощь цунами. И меня увлекает его поток; не пловцы ли мы все, тонущие в созданном нами море?

Времени на философствования нет. События развиваются по нарастающей.

Камеры с разных углов дают Уэстлейка крупным планом. Крутой бледный лоб высится над серо-стальными глазами. Густые брови словно маленькие рога. Тонкая линия рта с затаенными морщинками смеха в уголках. Упрямый подбородок, прорезанный ровно пополам. Сильное, благородное, мужественное лицо.

Голос Артура:

— …кортеж прошел полпути. Сенатор спокоен и уверен. Миссис Уэстлейк с явным удовольствием отвечает на приветствия публики; она улыбается и машет рукой, словно встреча предназначена ей. Марсия Уэстлейк не новичок. Она прошла с мужем шесть избирательных кампаний, от первых выборов на пост мэра, через борьбу за пост губернатора Филиппин до нынешней президентской дуэли. Говорят, что она — его «секретное оружие»…

Банальности сплетаются в гудящий фон. Приборы в апоплексических припадках выплевывают значки и цифры. Хаос индексов, вероятностей, прогнозов, немедленных и экстраполированных реакций. Компьютеры пяти крупнейших городов этого часового пояса изливают свои данные, а непрерывная череда текущих показаний выстраивает их в многозначительную голограмму. Лазерным лучом разрезает их хаос.

Я произношу это вслух, и Эдди смеется. Эдди — отличный парень. Но я не могу посмеяться вместе с ним. Экран вывода данных зло щерится, и я мрачно следую его рекомендациям. Сперва команда Артуру снизить тембр голоса. Потом распоряжение операторской группе давать больше драматических общих планов — общие планы нагнетают тревогу. (Зрители тоже знают правила.) А потом всерьез принимаюсь изучать показатели эмоциональности. Выбор момента зависит от меня. У сенатора остается меньше мили пути; его выход должен произойти в течение ближайших двух-трех минут, когда страсти накалены до предела, когда напряжение переходит в лихорадочный трепет. Черные крылья закрывают мифическое солнце, торжествуют дурные знамения.

Передо мной пульт. Колпачок откинут, предупредительные огни — как немигающие зеленые глаза змеи. Еще четыреста ярдов по бетонному коридору…

Остается только ждать.

Две минуты. Я сжимаю кулаки в бессильной ярости. Голос Артура, заунывное бу-бу-бу.

Ласковые наплывы на Кумира — он так близок, так реален.

Затем… Отсчет, череда раскаленных цифр:

10

9

8

7

6

5

4

3

красный красный 2

красный красный сине-белый сине-белый 1 сине-белый сине-белый

Я судорожно втягиваю воздух.

Ноль…

— Ноль! — кричу я и вдавливаю кнопку.

На экране монитора хаос. Показанная крупным планом серебристо-седая голова, все еще с уверенной улыбкой на лице, вдруг разрывается. Из черепа выплескивается ярко-алая жидкость, летят сгустки тканей. Микрофоны передают резкий треск, словно взрыв. Тело валится на голубое лоно миссис Уэстлейк, разбитая голова извергает кровь и мозги.

Растерянность, беспорядок, смятение. Сублиминально: ужас, паника. Миссис Уэстлейк молча встает в машине, желваки вздуваются, голубое платье пропитано кровью. (Зрительские ассоциации: страдания Жаклин.) Мотоциклисты врезаются в обезумевшую толпу, рев моторов — захлебывающиеся пулеметы. Голос Артура срывается.

— Боже, боже, президент… сенатор убит!

Ложь на десятках миллионов экранов. Картины сплетаются в калейдоскопическом вихре. Выхваченные камерой искаженные лица. Кровь и пустота в его открытых глазах.

Отличная работа!

Эдди всегда аккуратен.

IV. Развязка