Жизнь Кости Жмуркина

— Нет, — Аурика покачала головой, и блестки в ее волосах засверкали, как нимб ангела. — Вы поедете в хорошее место вместе с ними, — ее слова относились к удаляющейся гранд-даме, по пятам за которой следовали два мордоворота в камуфляже. — А нас покормят в какой-нибудь забегаловке.

— Это несправедливо! — возмутился Костя. — Я приглашаю вас с собой. Пусть только кто-нибудь посмеет возразить!

— Вам не возразят. — Для столь юной особы Аурика вела себя очень рассудительно. — А у меня потом могут быть неприятности.

— Ну и пусть! Я заберу вас с собой. Совсем в другие края. Зачем вам эта глушь?

— Я здесь родилась, — ответила она просто. — И здесь, наверное, умру.

— Тогда и я умру! — воскликнул Костя. — Прямо здесь! От любви!

Странно, но Аурика не жеманничала, не кокетничала, не отпускала всякие плоские шуточки и даже не интересовалась семейным положением поклонника. Казалось, что она уже давно знакома с Жмуркиным и уверена как в искренности его чувств, так и в серьезности намерений.

— Если вы на самом деле любите, то не станете причинять мне боль, — тихо призналась она. — Конечно, я еще мало понимаю в жизни, но не все, что было сказано здесь сегодня, — правда. Поэтому будет лучше, если мы сейчас расстанемся.

Словно бы в подтверждение этих слов со стороны автостоянки донесся голос Верещалкина, искаженный дрянным микрофоном: «Товарища Жмуркина просят занять место в автобусе! Товарищ Жмуркин, уважайте коллектив! Не заставляйте себя ждать!»

Почти одновременно с противоположной стороны раздался хор женских голосов, дружно скандировавший: «Аурика! Аурика! Аурика!»

— Мне пора. — Она вновь опустила ресницы, и для Кости это было равносильно тому, что в небе померкло солнце.

— Когда мы встретимся опять?

— Не знаю. Пусть нам поможет случай.

— Но я не верю в случай!

— Тогда найдите меня сами. — Она сунула Косте цветок из своего букета — пышную, уже начавшую увядать гвоздику — и поспешила на зов подруг.

Аурика уходила, точно зная, что ей смотрят вслед, Другая не преминула бы воспользоваться этим — и спинку бы выгнула, и головку откинула, и бедрами покачала.

Аурика до подобной демонстрации не снизошла.

Походка ее была хотя и легка, но совершенно безыскусственна, словно, кроме нее, вокруг не существовало ни единой души.

ГЛАВА 7. БЕГЛЕЦ

Писатели были полны новых впечатлений и вели себя весьма оживленно.

Гофман-Разумов от обжорства просто лоснился, но едва автобус тронулся, сразу принялся доедать чудом уцелевшую лепешку, поскольку та была съедобна только в горячем виде. На шутливые просьбы поделиться он совсем нешуточно обижался.

Урицкий с гордостью демонстрировал домотканый коврик, подаренный ему организаторами праздника. Сделан он был явно наспех, однако среди местной национальной символики присутствовала и шестиконечная звезда Давида, и семисвечник менора.

Бубенцов с видом знатока нахваливал местных лошадей. Подкову, подаренную ему конюхами на счастье, он молодечества ради вышвырнул в окно автобуса, да так ловко, что подшиб бродившую на обочине курицу.

Хаджиакбаров, встретивший здесь своих собратьев по вере, бормотал суры Корана, хотя недавно в приватной беседе признался, что наизусть знает только две из них: самую первую «Аль-Фатиха», поскольку она употребляется как молитва, и двадцать шестую «Поэты», где прямо сказано, что все сочинители — прислужники шайтана.

Писатели, судившие соревнования по сбору винограда, набили себе такую оскомину, что теперь не могли спокойно смотреть даже на сладкий изюм.

Монгол поменял свой малахай на соломенную шляпу и был очень этим доволен.

Даже раненный в пятку Кырля с воодушевлением рассказывал о том, как сандружинницы на носилках доставили его прямо к автобусу и при этом дважды уронили на землю.

Печален был только Костя. Вернее, не печален, а отрешен. Перефразируя цитату из его собственного варианта романа «Потаскуха», можно было сказать, что в автобусе пребывает только бренное тело Жмуркина, а его бессмертная душа парит над танцевальной площадкой, где пыль стоит столбом, где бешено крутятся юбки, а стройные ножки выбивают дробь из окаменевших грудей матушки-земли.

Верещалкин, по роду своей деятельности призванный заботиться не только о физическом, но и о нравственном здоровье участников конгресса, шутливо подмигнул Косте:

— Не грусти! Найдем мы тебе другую бабу!

— Мне другой не надо, — буркнул Костя и отвернулся к окну, за которым все было голо, сухо и безрадостно.

Едва автобусы с писателями выбрались на шоссе, как к ним стали пристраиваться сзади черные легковые автомобили. Судя по торчащим над их крышами антеннам радиотелефонов, принадлежали они не абы кому.

Довольно скоро вся кавалькада свернула в лес, являвшийся в этих степных краях феноменом столь же редким, как православный храм в мусульманском городе или колодец где-нибудь в самом сердце пустыни Сахара.

Стало ясно, что обед планируется провести на свежем воздухе, что, безусловно, было решением мудрым.