Кроме того, автор бессовестно переврал все упоминавшиеся в статье фамилии, кроме Уэллса и Ленина. Олафа Стэплдана он назвал Аллафом Стеббельдогом! Хола Клемента – Хэллом Клеменсом! Даже знаменитый Хьюго Гернсбек почему-то превратился в Гуго! Ученый-философ и теолог Клайв Льюис, с творчеством которого Костя ознакомился через «самиздат», был охарактеризован как «некий мистер Люис, церковник и ханжа».
Попутно были пролиты крокодиловы слезы о кризисе в американской фантастике, где только за несколько последних лет закрылось около тридцати специализированных журналов. В этом смысле положение в советской фантастике было куда как благополучнее. Не закрылся ни один журнал, посколько таковых не существовало вообще.
Далее под высокопарной рубрикой «Слова мастера» помещалась статья небезызвестного Топтыгина об основных этапах жизненного и творческого пути Самозванцева. Как выяснилось, он был не только великим писателем, но, кроме того, еще и археологом, путешественником, изобретателем, военачальником, шахматистом, геологом, радиотехником и т. д. и т. п.
Список великих людей, с которыми водил дружбу или просто встречался Самозванцев, занимал полстраницы. Правда, кое-где Топтыгин погрешил против истины, упомянув среди собеседников своего кумира Пьера Ферма, Эвариста Галуа, Дмитрия Менделеева и Вильгельма Стейница, но то, что непозволительно серьезному биографу, вполне простительно для писателя-фантаста.
Книги Самозванцева, как оказалось, вдохновляли космонавтов, осознавших величие поставленной перед ними задачи; академиков, в корне изменивших свое представление о значимости тех или иных научных проблем; якутских градостроителей, решивших вместо дефицитного бетона использовать дармовой лед (к которому автор почему-то испытывал особую теплоту); кинематографистов, экранизировавших несколько его книг; своих же коллег-писателей, широко использовавших художественные находки и технические идеи старшего товарища; летчиков-полярников, проложивших в высоких широтах новые маршруты, и советскую молодежь, воспитанную в духе оптимизма, патриотизма, гуманизма и трудолюбия.
Поскольку Костя не принадлежал ни к одной из вышеуказанных категорий наших граждан, то и возразить ему было нечего.
Художественные произведения членов литературного объединения начинались примерно с сороковой страницы. Это было то, что редакторы называют «Братской могилой», – бессистемная и случайная подборка стихов, рассказов, обзоров, гипотез, путевых заметок и юморесок.
Среди всего прочего обнаружилось и произведение того самого Верещалкина, чей размашистый автограф красовался на письме, вселившем в Костю столько надежд. Речь в нем шла о том, как автор в бытность свою корреспондентом какой-то молодежной газеты оказался на Таймыре, где присутствовал при массовом отеле северных оленей. Какое отношение это событие имело к фантастике, так и осталось неизвестным.
В общем и целом оценка разных произведений сборника колебалась от «маразма» до «очень плохо».
Приятное исключение составлял лишь цикл рассказов некоего Вершкова, почти безупречных в смысле языка (сам Самозванцев вместо «шаманка» писал – «шаманша») и весьма смелых по содержанию. Среди его персонажей была не только средняя партийная номенклатура, под воздействием перестройки и гласности превратившаяся в мелкую нежить – кикимор, леших, водяных и барабашек, но и грозные демоны минувших дней – упырь Лаврентий, оборотень Никита, горе-злосчастье Лазарь.
Книжку, конечно, можно было прихватить с собой на предмет получения автографов, но рачительный Жмуркин не поленился снова сходить на рынок и там продать ее за ту же цену, что и купил. Как ни крути, а фантастика, даже такая, пользовалась у читателей спросом, хотя в глубине души Костя опасался, что его чрезмерное внимание поставит этот литературный жанр в один ряд с таким замшелым хламом, как жития святых, сказы, оды, рыцарские романы и орфические гимны.
Как человек, кое-что в этой жизни смыслящий, Костя понимал, что появиться среди незнакомых людей (а тем более измученных борьбой за трезвость интеллектуалов) с пустыми руками будет крайне неудобно. Пусть вся центральная и местная пресса дружно обхаивают спиртное, оно способствует сближению и облегчает понимание. Особенно на первых порах.
Поскольку водка в свободной продаже по-прежнему не появлялась, да и денег оставалось в обрез, Костя пошел по пути, уже протоптанному легионами его соотечественников.
Похитив из семейных запасов полпуда сахара и килограммовую пачку дрожжей, он втайне от Кильки поставил брагу, которая впоследствии была использована для приготовления высококачественного самогона.
Никакого специального оборудования для этого не потребовалось, а только жестяной бачок для полоскания белья, таз с холодной водой и другой таз, поменьше, для сбора конденсата. Ну и, конечно, газовая плита.
Вонь, правда, при этом стояла такая, что мухи околели. А что поделаешь! Воняет, говорят, даже на фабрике по обогащению золотой руды.