Жизнь, которой не было

Прежнее прозвище Феклы - Урода. Теперь ее в насмешку зовут Демократкою. Она злится, обещает убить Батрака утюгом: из-за него, "ахтивиста паршивого", опозорилась!

Профессор с шутливой улыбкой склоняется к уху Батрака: она, НЛО твоя, ревнует тебя к дояркам. А ты возьми да назло ей найди себе в райцентре какую-нибудь "карлу-анархистку"!

Дядя Игнат весь во власти конкурентных страстей: моя-де самогонка все равно лучше и вреда от нее меньше. И вообще он гонит свою продукцию "из уважения к человечеству". В годы "сухого закона" сам Тарас Перфилыч, председатель, посылал к нему гонцов, чтобы попотчевать первачом различные делегации и журналистов с телевидения.

- Ты Фекле не конкурент, потому что сам выпиваешь половину своей продукции, - ехидно замечает Батрак. - Вот у нее самогонная экономика действительно экономная. Ты, дед, столько вина попил, что весь проспиртовался и еле ходишь. Куда уж тебе горох колхозный косить!

- Замолчи! - Дядя Игнат багровеет, весь трясется. - Да я тебя, негодяя, больше ни разу не похмелю... Вот! Будешь страдать, слезы лить - к порогу не подпущу!

Батрак смущенно покашливает в кулак. Ссориться с добрым стариком он не хотел.

Джон отыскал в углу печки фантик от жвачки.

- Цям-цям! - радостно вертит его в ладонях. - Дзон зеваль. Митя купит Дзону цям-цям.

- Куплю, куплю... - успокаивает его Митя. - Вот завтра пойду в школу и принесу.

- Купишь тут чего... - ворчит отец. - Зарплату уже который год сахаром да зерном выдают.

- Сахар я продам! - обещает заранее Профессор. - Загоню в одно хорошее место по приличной цене. Я уже договорился с ребятами. Весь тужиловский сахар пойдет к ним... А Джону я куплю целый мешок гостинцев. Ведь он самый настоящий мой спаситель!

Фантик от жвачки вылетает из рук идиота и, винтясь в жарком воздухе, падает на стол. Батрак машинально подхватывает его, подносит к лицу, жадно разглядывает. На фантике изображения небоскребов, автострада, пальмы, шикарные автомобили.

- Жить! Сейчас! - восклицает неожиданно Батрак тонким взвизгивающим голосом. - Не хочу прозябать под пятой Уроды, которая никогда не станет Демократкою... Моя партия обеспечит мне безбедную жизнь!

- Фекла - твоя судьба! - толкует ему Профессор, стараясь придать своим размышлениям философский оттенок. - Она - твой рок.

- Какой еще рок? - огрызается бывший стиляга, вспомнивший на мгновение о шестидесятых годах, когда он был молодым. - Я признаю лишь один рок музыкальный. Мое поколение воспитывалось на роке. Вам тут никому не понять, что такое рок.

Митя смотрит на отца, подпершего щеку ладонью и задремавшего в этой позе, и почему-то припоминает, что дома в шифоньере висит на деревянных плечиках единственный отцовский костюм - серый, в полосочку, купленный еще в советские времена, по словам матери, за девяносто рублей. Болгарского производства, с глянцевой невыброшенной этикеткой в кармане. Отец и надевал-то его раза два-три, когда ездил на совещания передовиков. Костюм давно пропах нафталином, на складках материи тонким серебристым слоем собралась пыль...

"В гроб меня в нем положите!" - пошутил как-то отец, когда мать однажды напомнила ему о давно не надеванном костюме.

ЛЮДИ ИЗ МАЛЕНЬКОЙ ЖИЗНИ

А вот и Фекла вернулась, вваливается в дом в клубах пара. Достает из-за пазухи бутылку, с глухим стуком угромождает ее посреди стола: натя вам!

Батрак изумленно смотрит на грозную сожительницу: вот это да! Робко уступает ей табурет, занимая свое прежнее место в уголке.

Профессор вынимает газетную затычку, читает вслух заголовок: "Россия у края пропасти". Отбрасывает с пренебрежением бумажку, весело подмигивает: не так уж и плохи наши дела!

Батрак на цыпочках подходит к Мите и, осторожно указывая пальцем на мощную спину Феклы, говорит: эту вредительницу надо расстрелять в первую очередь! Вчера купила в автолавке приличный кусок колбасы, а ему, единственному мужчине в доме, даже ломтика не отрезала. А позавчера посмотрелась в зеркало, да и заревела во весь свой пьяный коровий голос: какая-то дамочка в райцентре, на базаре, обозвала ее "квашней".

Джон будто бы прислушивается к словам людей, заполнивших хату. Короткие ресницы его чуть прикрыты, губы выпячены, словно у персонажа газетной карикатуры. Из всех комков глыбистой фигуры выглядывает несказанная лень.

- Нашла мой галстук, скотина... - веется возле Митиного уха злой шепоток. - А я в этом галстуке хожу на собрания. И порвала. Напополам своими ручищами. Хороший галстук, весь блестками усыпанный, мне его в поезде подарили...

Игнат Иваныч, выпив "плохой" Феклиной самогонки и как-то сразу окрепнув, говорит о том, что Россию-де никто не "перегнетит", ни одна вражья сила.