Жизнь, которую мы потеряли

Услышав слово «суд», мама снова завопила дурным голосом. Ее бессвязные слова, прорывавшиеся сквозь алкогольный дурман, качались и расползались в разные стороны, как ветхий веревочный мост.

– Черт побери, Джои!.. Приезжай сюда. Ты меня совсем не любишь… Ты неблагодарный… Я ведь твоя мать. Джои, они… они… Срочно приезжай! Вытащи меня отсюда!

– Спасибо, – сказал я полицейскому. – Я ценю вашу помощь. Удачи вам. Желаю вам справиться с моей матерью.

– И вам тоже удачи, – ответил полицейский.

Выключив телефон, я повернулся и увидел, что Джанет с миссис Лорнгрен смотрят на меня так, будто я несмышленый малыш, который только сейчас узнал, что собаки кусаются.

– Прошу прощения, – сказал я, – моя мать… она… не совсем здорова. Я сегодня не смогу встретиться с Карлом… э-э-э… мистером Айверсоном. Мне нужно кое-что утрясти.

Взгляд миссис Лорнгрен смягчился, выражение лица сменилось с сурового на сочувственное.

– Ничего страшного. Я поговорю насчет вас с мистером Айверсоном. Оставьте Джанет вашу фамилию и номер телефона, и я вам сообщу, согласен ли он с вами встретиться.

– Что ж, буду вам чрезвычайно признателен. – Я записал свои данные на листке бумаги. – Возможно, мне на время придется выключить телефон, поэтому, если я не отвечу, просто оставьте сообщение и дайте мне знать, что решил мистер Айверсон.

– Непременно, – кивнула миссис Лорнгрен.

Заехав на парковку в квартале от «Хиллвью», я ухватился обеими руками за руль и начал яростно его трясти.

– К чертям собачьим! – кричал я. – К черту! К черту! К черту! Почему вы просто не можете оставить меня в покое?!

У меня побелели костяшки пальцев, я буквально дрожал от злости. Затем я перевел дух и подождал, пока не пройдет спазм в горле. Успокоившись, я позвонил Молли и сообщил, что сегодня не выйду на работу. Она, само собой, не слишком обрадовалась, но вошла в мое положение. Выключив телефон, я бросил его на пассажирское сиденье и поехал на юг забирать брата.

Глава 2

Большинство людей в жизни не слышали об Остине, штат Миннесота, а те, кто слышал, знают о нем благодаря «Спаму», консервам из соленой свинины, которыми кормят солдат и беженцев по всему миру. «Спам» – это драгоценность короны корпорации «Хормел фудс», а также прозвище моего родного города – Спамтаун. В Остине даже есть музей, посвященный величию «Спама». И если это еще не ставит на Остине неизгладимую печать наподобие тюремной татуировки, то была еще и забастовка.

Забастовка произошла за четыре года до моего рождения, но местные ребятишки с детства знали о ней, как другие дети знают об экспедиции Льюиса и Кларка или о Декларации независимости США. Рецессия в начале 1980-х годов отъела здоровенный кусок у индустрии упаковки мяса, и «Хормел» предупредила профсоюз о существенном снижении заработной платы. Само собой, для рабочих это стало ударом ниже пояса, и началась забастовка. Медленно, но верно пикеты переросли в стихийные мятежи. Вспышки насилия привлекли внимание массмедиа, и в результате одна из телевизионных бригад закончила рабочую смену на кукурузном поле неподалеку от Эллендейла, куда упал их вертолет. В конце концов губернатор призвал на помощь Национальную гвардию, однако насилие и вражда оставили в городе неизгладимый след, обусловивший, по мнению многих, его характер. Лично мне этот след казался уродливым шрамом.

Как и любому другому городу, Остину были присущи и положительные черты, хотя большинство людей обычно под прыщами уже не видят кожи. В Остине имелись парки, бассейн, приличная больница, монастырь кармелиток, местный аэропорт, и отсюда было буквально рукой подать до известной клиники Мэйо в Рочестере. Здесь также находился местный колледж, где я учился, одновременно работая на двух работах. За три года мне удалось скопить достаточно денег и набрать достаточно кредитов, чтобы перевестись в Миннесотский университет.

А кроме того, в Остине было тринадцать баров, не считая баров при отелях и клубах, и при общей численности жителей плюс-минус двадцать три тысячи человек Остин имел самое большое количество питейных заведений на душу населения в Миннесоте. Я знал все эти бары как свои пять пальцев, поскольку по той или иной причине успел побывать в каждом из них. В первый бар я попал еще совсем ребенком, лет десяти, не больше. Мама оставила меня дома присматривать за Джереми, ну а сама отправилась пропустить стаканчик-другой. Поскольку я был на два года старше брата, а он со своим аутизмом рос очень тихим малышом и все такое, мама сочла, что я достаточно взрослый, чтобы поработать нянькой.