Жизнь Лаврентия Серякова

Быстрым движением он взял одну из папок, вынул пачку рисунков. Деловито дал заказ, указал размеры и срок.

Серяков сразу узнал их. Эти рисунки подбирал еще Кукольник. Только прежде они лежали в помятом конверте, а теперь перешли в щегольскую папку с красивой надписью: «Illustrations pour «Иллюстрация».

Лаврентий вышел на Большую Морскую в некотором смятении: «Как быть? Ни матушку, ни академию я не оставлю, что он ни говори. Но и без «Иллюстрации» прожить трудно… А видно, у этого барина хватка покрепче Нестора Васильевича: все у него скоро, гладко, как по-писаному. И трезвый; днем, видно, не спит, не валяется — дивана никакого в кабинете нет, всё кресла да шкафы. А говорит как! Просто удивительно красиво, складно. Только в конце, пожалуй, занесся в мечты насчет знамени русских граверов и посылки за границу… Впрочем, кто ж его знает… может, и такое ему удастся. Видно, умеет дела делать…»

Дома Серякова ждал Антонов. Теперь нередко случалось, что и в будние вечера он приходил на Озерный. Поговорив с приятелем, пока тот не брался за работу, подсаживался к Марфе Емельяновне. С нею он играл в дурачка на принесенные пряники и орехи, вполголоса что-то рассказывал, даже читал вслух Загоскина и Лажечникова. А то и молча стоял, притулясь к печке, поглядывая, как она что-нибудь шьет, а Лаврентий режет свои гравюры.

На этот раз Антонов пришел по делу. Крашенинников наказал передать, чтоб в воскресенье с утра Серяков зашел в лавку за заказом. Лаврентий обрадовался — вот бы получить работу на стороне, не целиком зависеть от «Иллюстрации»! Тогда легче будет не вступать в артель.

Но надежда не оправдалась. Требовалось награвировать всего несколько заглавных букв и виньеток для книги стишков какого-то богатого барина. Ну что ж, и на том спасибо Крашенинникову.

Серяков уже получил заказ, когда его окликнул вошедший Студитский. Расспросил, поздравил с поступлением в академию, обещал посылать, если случатся, заказчиков. Но неожиданно оборвал разговор:

— Простите, нужно с бароном два слова сказать… У хозяйской конторки прощался со Смирдиным пожилой артиллерийский офицер с добродушным лицом.

Лаврентий остановился в нерешительности: и ждать как будто нечего, и уйти неловко, не простившись со Студитским. Стал рассматривать книги на прилавке и вдруг прислушался.

— Башуцкий, как всегда, обуян грандиозными проектами, хочет сделать «Иллюстрацию» каким-то сверххудожественным изданием, — говорил Студитскому артиллерист. — Затевает создать артель художников-граверов и меня уговаривает тряхнуть стариной. А в художественном-то отношении журнал и так был вполне хорош, не стал бы только хуже, и ладно. Возьмите последний номер, выпущенный Кукольником. Помните виды Холмогор в статье о Ломоносове? Отлично награвированы… Вы не знаете, кто такой Серяков? Который раз читаю подпись, а его не встречал.

Лаврентий замер и, отвернувшись, двинулся вдоль прилавка, подальше от говоривших.

— Как не знать, когда Серяков мне работал для одной книжки, — отозвался Студитский, и Лаврентий почувствовал, что он улыбается. — Так вы хотели бы с ним познакомиться?

— Очень хотел бы.

— Тогда стоит вам только обернуться, — сказал Студитский и позвал: — Пожалуйте-ка сюда, господин Серяков! Лаврентий подошел, чувствуя, что краснеет.

— Вот барон Константин Карлович Клодт хочет с вами познакомиться.

Через несколько минут оживленного разговора Серяков получил приглашение тотчас же отправиться к Клодту.

Барон жил в скромной квартире на Стремянной улице. В маленьком кабинете с окном на двор он показал Лаврентию свои многочисленные работы. Были среди них такие, которые Серяков видел раньше, — нарядный том «Сенсации госпожи Курдюковой» и сборник «Наши, списанные с натуры русскими».

«Ах, до чего же неловко, — думал Лаврентий — пожилой человек, отличный гравер прочел и запомнил мою подпись в «Иллюстрации», а я и не заметил, правда совсем маленького, имени «Клодт», стоявшего под гравюрами! Видно, это оттого, что смотрел такие дорогие издания только мельком, из чужих рук».

Разговорились об «Иллюстрации». Оказалось, Башуцкий предложил именно Константину Карловичу возглавить артель граверов. Что ж, у такого художника действительно есть чему поучиться.

Очевидно, Клодт почувствовал доверие к новому знакомому.

— Я, видите ли, преподаю в Артиллерийском училище и живу только на жалованье, — сказал он. — Мы из тех баронов, у которых ничего нет, кроме титула и службы. Еще прадедушка все, что было, спустил. А у меня семья — жена, сын, дочка. Вот и думаешь, как бы что приработать к жалованью. Репетирую каких-то балбесов, гравирую, когда представится случай. Правда, мои генералы-начальники косо смотрят, когда в журналах за деньги работаю, — это, по их мнению, не офицерское занятие. Но в артели я могу заправлять делом, а под своими гравюрами не подписываться. Бог с ними, с подписями. Зато Башуцкий и Крылов дают мне почти второе жалованье, целых шестьдесят рублей в месяц, и оплачивают квартиру. Вот почему я вчера почти согласился. Ведь, кажется, и с вами уже говорили?