Жизнь Ленина

Генерал А. М. Каледин был избран атаманом Казачьего Войска Донского в июне 1917 года. Среди его соратников был генерал Лавр Корнилов, организатор неудачного похода на Петроград в 1917 году, генерал Михаил Алексеев, бывший начальник штаба Верховного Главнокомандующего, и генерал Антон Деникин, позже командовавший Добровольческой армией. Отдаленному наблюдателю это могло показаться цветом русского генералитета. Но казаки, прошедшие многочисленные битвы мировой войны, вовсе не торопились встать под знамена генералов. Им тоже нужна была передышка. Британский офицер специально посланный, чтобы оценить их боеспособность, телеграфировал: «Казаки абсолютно бесполезны и дезорганизованы»^{511}. Каледин, потерпев поражение от большевиков в феврале 1918 года, сложил свои полномочия и покончил самоубийством. Корнилов 13 апреля погиб в бою под Екатеринодаром (ныне Краснодар)^{512}. Англичане продолжали сотрудничать с казацкими атаманами и позже добились за свои деньги несколько лучших результатов. Но о восстановлении Восточного фронта не могло быть и речи без прямого вмешательства союзных войск.

Прелюдией и, в определенном смысле, поводом для интервенции послужили примечательные действия 40–50 тысяч членов Чехословацкого Легиона, блуждавших по огромным пространствам России в течение нескольких месяцев, сражаясь с советами и свергая их по пути своего следования. Их знаменитый Анабазис начался под Киевом, откуда они медленно проследовали по железной дороге Владивосток, а оттуда вернулись в Сибирь и проникли до самой Волги.

В первые годы Мировой войны многие чехи и словаки, служившие в Австро-Венгерской армии добровольно сдавались в плен русским, не желая сражаться в рядах своих угнетателей. Вместе со штатскими чехами и словаками, проживавшими в России, они решили образовать легион, который сражался бы на стороне союзников. Царь отверг это предложение: создание легиона рассердило бы Австро-Венгрию и закрыло бы дверь к сепаратным переговорам с венским императором. Кроме того, оно могло дать толчок к сепаратизму среди вечно недовольных национальных меньшинств самой России. Чехи и словаки были, конечно, братья-славяне, но они были республиканцами, антимонархистами и к тому же большей частью католиками. У этих факторов было больше веса, чем у панславизма, всецело подчиненного политическим соображениям. Военнопленные остались военнопленными.

Временное правительство, свергшее царя, приняло другую политику. Под влиянием будущего президента Чехословакии Томаша Масарика, тогда жившего в России, и главы французской военной миссии в Петрограде генерала Мориса Жанеяа, был отдан приказ освободить пленных и снарядить их для участия в военных действиях. Военное обучение легиона взяла на себя французская миссия. В мае 1917 года, писал Масарик, «я пришел к соглашению с французской военной миссией об отправке 30 тысяч пленных во Францию… Нам обещали, что при ближайшей возможности транспорты будут отправлены через Архангельск»^{513}. Ко всем частям Легиона были прикреплены французские связные офицеры, а также русские. При встрече Масарика с начальником штаба русской армии генералом Николаем Духониным 9 октября 1917 года «было прямо условлено, что наша армия выступит только против внешнего врага». Уже произошел мятеж Корнилова, и в любой момент мог начаться новый мятеж, а Масарик не хотел, чтобы Легион вмешивался в запутанные внутренние дела России. Чехословацкий Легион хотел воевать во Франции, на виду у всего мира. Это заслужило бы Чехословакии независимость.

Пришла большевистская революция, мирные переговоры большевиков с Германией, германская оккупация Украины весной 1918 года. Чехословакам пришлось оставить Украину. Родилась идея перебросить Легион «из Киева во Францию через Сибирь — фантастический план», по признанию Масарика. Легион стал частью французской армии. «В финансовом отношении, мы зависели от Франции и союзников»^{514}.

Франция, ослабевшая от потерь, приветствовала возможность получить чехословацкие подкрепления на Западном фронте. Каждый взвод был на счету. Но, по словам Масарика, «Англия предпочла бы видеть нас в России, а именно в Сибири». Масарик хорошо знал Россию. Он писал: «Я подумывал о войне против большевиков и против России. Мне и нашему корпусу пришлось бы присоединиться к такой армии, которая была бы достаточно сильна, чтобы встать на защиту демократии в борьбе против большевиков и против немцев. Была только одна возможность борьбы с большевиками — мобилизация японцев».

Сходная позиция была намечена в начале апреля 1918 года британским штабом в документе, переданном Постоянным военным представителям союзников. В нем предусматривался поход союзных экспедиционных сил из Владивостока на Урал и, возможно, до самой Волги. Японцы образовали бы «подвижную базу или ядро» этих сил; но со временем им должны были содействовать «чехи и другие элементы, которые смогут быть организованы на месте»^{515}.