Жизнь Ленина. Том 2

Согласно первоначальной идее III Интернационала, он должен был служить московской электростанцией, которая снабжала бы током сеть европейского и мирового коммунистического движения. От искры Коминтерна должна была загореться мировая революция. Но скоро большевики поняли, что Россия осталась одна. Призрак революции, витавший над обоими полушариями, рассеялся. От первоначальной идеи Коминтерна остались только литургия и ритуал. Но энтузиазм коммунистов искал себе выхода. Он вылился в создание мощных политических организаций. Советское правительство считало, что обладает полезными агентами. Но очень часто иностранные компартии были для Советов стеснительным обстоятельством: их повсюду обвиняли в подрывной деятельности. С другой стороны, Кремль служил помехой иностранным партиям: за преданность отдаленной стране, действия которой они восхваляли до небес, иностранных коммунистов называли орудием Москвы, пассивным инструментом, политическими глупцами. Но они нуждались в материальной и моральной поддержке Москвы, а Москва нуждалась в них, чтобы не утратить старой, обманчивой мечты о мировой революции, а также для того, чтобы создать за границей разведывательную сеть. Коминтерн позволял советскому правительству чувствовать себя проводником мессианской идеи, освящавшей самые гнусные преступления. Поэтому, несмотря на все неудобства и стеснения, о разводе между советским государством и Коминтерном не могло быть и речи. Они были несчастливы вдвоем, но жить врозь не могли. Впоследствии на смену Коминтерну пришла империя.

После 5 июля Ленин больше не выступал перед

Коминтерном, но И июля он выступил с речью на совещании членов немецкой, польской, чехословацкой, венгерской и итальянской делегаций Третьего конгресса. К этой речи он подготовился хорошо, составив подробный план (12 пунктов), итоги (4 пункта), а потом еще один план — краткий (7 пунктов). Все эти материалы и стенограмма речи не предавались оглашению до 1959 года.

Мартовский мятеж в Германии в 1921 году оказался комическим фиаско с трагическими результатами. Брошюра Леви «Наш Путь. Против путчизма», разоблачившая эту дурацкую авантюру, была очень болезненным ударом для Кремля. Ленин, втайне понимая правоту Леви, хотел избежать повторения преждевременных переворотов, не обескуражив в то же время европейских коммунистов окончательно.

Три сообщения, сказал Ленин, подают надежду на скорое «генеральное наступление»: забастовка берлинских муниципальных рабочих, забастовка текстильных рабочих в Лилле и — «третий факт является наиболее важным: в Риме происходил митинг для организации борьбы против фашистов, в котором участвовало 50000 рабочих — представителей всех партий — коммунистов, социалистов, а также республиканцев. На него пришли 5000 участников войны в военной форме... Это доказывает, что в Европе имеется горючего материала больше, чем мы думали... Европа беременна революцией...»

«...но составить заранее календарь революции невозможно. Мы в России выдержим не только пять лет, но и больше»,— т. е. дело не к спеху. «Не бояться сказать, что мы все вернулись из Москвы (после Третьего конгресса Коммунистического Интернационала) осторожнее, умнее, благоразумнее, «правее». Это стратегически правильно. Чем правее сейчас, тем вернее завтра: il faut reculer, pour mieux sauter. «Uber Nacht» moglich, aber auch 2—3 Jahre moglich. He нервничать... Наша единственная стратегия теперь — это стать сильнее, а потому умнее, благоразумнее, «оппортунистичнее», и это мы должны сказать массам. Но после того, как мы завоюем массы благодаря нашему благоразумию, мы затем применим тактику наступления...»

Итог: «Не нервничать, не бояться «опоздать»... Можно «тормозить» насчет «акции» в тот или иной момент, НО НЕПРИМИРИМЫМ надо быть в революционной пропаганде»¹.

Какие именно мысли породила речь Ленина в смущенных умах делегатов? Ясно было одно: он приказывал «отступать», чтобы когда-нибудь, в неопределенном будущем, «лучше прыгнуть». Покамест Ленин советовал научиться оппортунизму. В будущем этот оппортунизм дал Коминтерну возможность одобрить все зигзаги советской внешней политики.

Выступая перед коминтерновцами в июле 1921 года, Ленин, конечно, не мог иметь в виду событие, происшедшее в январе 1923 года, но он, очевидно, предвидел именно такие события. А. А. Иоффе, советский дипломатический «застрельщик» сначала в Германии, а потом в Риге, в 1922 году был послан в Китай. В январе 1923 года, в Шанхае, он встретился с китайским президентом д-ром Сун Ят-сеном. Их совместное коммюнике было выпущено 26 января. Д-р Сун заявлял во всеуслышание, что советская система в Китае введена не будет, «ибо тут не существует условий для успешного установления коммунизма или социализма. Г-н Иоффе совершенно согласен с этим взглядом»^{339 340}. Иоффе, разумеется, действовал с одобрения Кремля, т. е., как следует предполагать, с одобрения Ленина.