Жизнь Ленина. Том 2

Ленинский план вторжения в Польшу был частью гораздо более широкого, поистине грандиозного замысла. «Если бы Польша стала советской,— объяснял Ленин 2 октября 1920 года на съезде рабочих кожевенного производства¹,— если бы варшавские рабочие получили помощь от Советской России, которой они ждали и которую приветствовали, Версальский мир был бы разрушен, и вся международная система? которая завоевана победами над Германией, рушилась бы. Франция не имела бы тогда буфера, ограждающего Германию от Советской России... Вопрос стоял так, что еще несколько дней победоносного наступления Красной Армии, и не только Варшава взята (это не так важно было бы), но разрушен Версальский мир». Это показало бы немцам, что большевики — их союзники, сказал Ленин, «потому что Советская республика в своей борьбе за существование является единственной силой в мире, которая борется против империализма, а империализм — это значит теперь союз Франции, Англии и Америки». Франция, заявил Ленин, «идет к банкротству», а в Англии даже старые вожди рабочих, прежде бывшие противниками диктатуры пролетариата, «теперь перешли на нашу сторону»^{139 140}. Наступление Красной Армии, таким образом, грозило всей системе мирового капитализма.

Ленина предупреждали не только Троцкий и Ра-дек, но и германский коммунистический лидер Пауль Леви. Анжелика Балабанова как-то пригласила к себе Ленина и Леви. Не успел Ленин усесться, как сейчас же задал Леви непрерывно мучивший его вопрос: «Как скоро после вступления победоносных русских войск в Варшаву вспыхнет революция в Германии?»

«Через три месяца,— отвечал Леви,— или через три недели, или же вообще не вспыхнет»¹⁴¹.

Ленин покачал головой, встал и ушел. Он ничему не давал отвлечь себя от могучего вращения рулеточного колеса истории.

Грандиозная затея Ленина потонула в Висле. Ленин этого не скрывал. «Разочарование слишком большое,— сказал он на совещании московского актива РКП(б) 9 октября, через четыре дня после того, как Польша приняла его условия,— прошло уже шесть недель с момента, когда мы стали отступать и до сих пор еще не остановились». Высокопарные надежды Ленина сменило глубокое разочарование. Но он искал и находил просветы во мраке. «Продовольствие заготовлено в гораздо большем количестве, чем прошлый год» (как и следовало ожидать: ведь после разгрома Колчака и Деникина правительство контролировало гораздо большую территорию). «Внутри Польши грандиозный кризис: экономически Польша разрушена гораздо больше, чем мы». Подписав мир, «мы выиграем время и используем его для усиления нашей армии». «На врангелевском фронте перевес сил на нашей стороне... Положение на Дальнем Востоке таково, что Япония должна уходить, так как зимняя кампания для нее невозможна. Это нас усиливает, В настоящее время в Москве находится один американский миллиардер (Вашингтон Б. Вандерлип.— Л Ф), который ведет переговоры о концессии на Камчатке. Давая эту концессию, мы обостряем отношения между Японией и Америкой».

В качестве менее благоприятных факторов Ленин отметил «более сложное положение» в Туркестане и на Кавказе. «Недавно турки стали наступать на Армению с целью захвата Батума, а потом, может быть, и Баку... Как бы ни были велики разногласия между Францией и Англией, мы не можем сейчас играть на них, пока имеем не победу, а поражение... Каково вооружение нашей армии, детально не могу сказать. В патронах ощущался недостаток в последнее время, но теперь трудности уменьшились... Несомненно, что поляки также используют перемирие для своего усиления, быть может, подвезут и снаряжение за это время, но это не значит, что мы не должны делать то же самое».

В заключительных словах Ленин развеял иллюзии на тот счет, что приход большевизма якобы положил начало новой эре открытой дипломатии. «Пока есть война,— сказал он,— должна существовать и тайная дипломатия, как одно из средств войны. Отказаться от нее мы не можем. Оценка этой дипломатии зависит от общей оценки войны»¹.

Лев Каменев занимался тайной дипломатией в Англии. Ленин писал ему шифром: «Что мы встряхнули рабочих,— это уже немалый выигрыш»^{142 143}. Этот выигрыш немного утешал Ленина после большого поражения в Польше.