Жизнь Льва Шестова том 1

Меня лично это не пугает. Я знаю, что в литературе завоевать себе успех никогда не удается сразу. Каждый думает по-своему и считает другого, думающего и говорящего иначе, невеждой или глупым человеком. Меня поэтому не очень сильно огорчит даже самый резкий отзыв критики. Но тебе, я боюсь, покажется, что я взялся не за свое дело. А меж тем у меня другого дела уже не может быть. И главное — мне теперь другим делом невозможно заниматься — уже хотя бы в силу моей болезни. Правда, литература не обещает больших доходов.

Но ведь мне много и не нужно. Теперь еще, вследствие того, что я лечусь и затем расплачиваюсь за чужие долги, у меня большие расходы. Но когда всего этого не будет, с меня будет достаточно и малых средств, которые впоследствии я, как и всякий другой писатель, буду в состоянии выработать себе. Все дело лишь в том, чтобы теперь, пока болезнь еще мешает мне работать как следует и пока мне приходится делать первые шаги, иметь возможность жить в тех условиях, которые требуются занятиями. Т. е. иметь необходимые для жизни средства и жить заграницей, где все лучше приспособлено для работы и где я могу следить за новыми литературными течениями. Но в Россию мне теперь все равно нельзя приехать из-за учебного сбора. Значит, все сводится к тому, что у меня здесь уйдут лишние деньги. А затем, если только мне не станет хуже, если я смогу дальше работать и не тратить, как теперь, большую часть дня на лечение — я надеюсь, что добьюсь

чего-нибудь в жизни. Конечно, я не могу тебе представить прочных доказательств того, что я в конце концов успею. Кто может за это поручиться? Тем более, что и книги моей почти никому пока я не показывал, кроме Левина, который теперь в Петербурге следит за ее печатанием. Он отозвался о ней очень лестно. Я лично его мнением очень дорожу: он очень образованный, умный человек, и сам опытный писатель. Для меня его слова больше значат, чем мнения официальных критиков. Но ты его ведь и не знаешь совсем. Остается, таким образом, один выход — который волей-неволей приходится принять: нужно ждать. И мне это ожидание нелегко. Но что же пока остается делать? Когда можно выбирать — то рассуждаешь, что лучше, что хуже. У меня же выбора нет. Я не хочу этим сказать, что мне не по душе литературная работа. Наоборот, она мне очень нравится и я ею охотно занимаюсь. Мне только тяжело сознавать, что я не могу еще так скоро рассчитывать на заработки. Отсюда, из заграницы, немыслимо думать о том, чтобы сотрудничать в газетах. Пока напишешь статью и отошлешь ее, проходит много времени и статья запаздывает. Да и, кроме всего, газетная работа отнимает слишком много времени, которое теперь мне было бы лучше потратить на занятия.

Если бы мне знать, что я не должен особенно хлопотать до поры до времени о заработках — это было бы большим для меня облегчением. И ведь несомненно, что, если бы только у нас в деле соблюдался немного больший порядок, я мог бы без тяжелого сознания своей вины получать из дому необходимые средства. Я видел отчет магазина за прошлый год. Дела в хорошем положении. Одно плохо: опять стали покупать товару больше, чем нужно. За прошлый год куплено на 584 тысячи, а продано, за вычетом прибыли, на 560 тысяч. Значит, увеличилось на 24 тысячи товару. А должно было бы на столько же уменьшиться. Выходит, что у нас не следят за покупкой с той осторожностью, какая необходима, если не желают иметь лишней обузы в товаре и затем затруднений в платежах. Я могу на это сказать только одно: необходимо, чтобы

за поступлением товара и платежами следил один человек. Это может сделать только Володя, теперь он уже покидает Кременчуг. Но если в Киеве он будет только заведывать оптовым отделением, — то выйдет, что он делает гораздо меньше и менее важное дело, чем ему следует делать. Оптовая торговля — у него не отнимет много времени. Нужно сверх того, чтобы он регулировал все платежи и поступления товаров. Теперь он настолько опытен, что может хорошо исполнить все это. Тем более, что ведь это очень легко. Без него не должно ни заказывать, ни выписывать, ни покупать товара, и не подписывать векселя. Если ты мне напишешь, что согласен поручить ему все это, я ему напишу сам подробное письмо. Я уверен, что при таком условии в нашем деле будет больше порядка — а ведь нам только недостает, что порядка. В Кременчуге дядя Сегаль справится, а Володя в Киеве сделает многое, если он будет делать то, что действительно особенно важно и нужно. Тогда и мое отсутствие не будет так заметно; и вам будет легче, и мне: ибо ведь и мне не очень приятно думать, что там каждый раз возникают затруднения и неприятности. Это — единственное, что я могу сказать. Если бы не учебный сбор, я бы нарочно приехал в Киев, несмотря на свою болезнь, чтобы это устроить. Но теперь, конечно, о приезде и думать нечего — и остается только одно средство: писать. Я бы и писал в каждом письме об этом, если бы надеялся, что это поможет, (б/д.; вероятно, Рим, март 1898).