Очень, конечно, было грустно, что вас не было с нами в это время. Но что можно было поделать? Вызывать вас из такого далека мы не решались. Знали, что трудно — но приходилось мириться. Теперь вообще такие времена, что постоянно приходится мириться с тем, с чем мириться не хотелось бы. Вот и мы столько лет не виделись — никак не выходило ни нам приехать к вам, ни вам к нам. Начались было — лет 8 тому назад переговоры у меня с сионистами, но ничего они, кроме беготни по разным учреждениям [не дали]: мне с евреями не везет. Теперь я получил письмо от доктора Эйтингона, переехавшего из Берлина в Иерусалим. Он пишет, что возобновит переговоры, и выражает полную уверенность, что меня пригласят в Палестину. Д-р Эйтингон человек очень энергичный и, кажется, со связями в сионистских кругах — при том, в этом я не сомневаюсь, он в самом деле сделает все от него зависящее, чтобы добиться моего приезда. (22.04.1934).
В апреле 1934 г. в Париж приехал Мартин Бубер. Шестов был рад приезду Бубера, с которым его связывала искренняя дружба. 8 апреля Бубер навестил Шестова в Булони, а 13 апреля Шестов устроил в его честь прием у Ловцких, описанный Фонданом:
У госпожи Ловцкой, сестры Шестова. Прием Мартина Бубера. Эдмон Флег, Шлецер, д-р Либ, немецкий теолог в изгнании, и др… Чудесное лицо старого раввина Бубера. Красивое лицо мудреца, скрывающее внутреннюю глубину, откуда слова, на прекрасном, мелодичном, немного грассирующем французском языке текут медленно, обдуманно… Разговор идет о немецких, европейских событиях, о Гитлере, фашизме и коммунизме…
«Мы живем в эпоху действия, — говорит Бубер, — когда человечество осуществляет все свои мечты, но только в карикатурном виде. Однако я думаю, что человечество могло бы быть счастливо — насколько это возможно. Земля достаточно велика, она производит достаточно обильно. Но что же делать? В отчаянии человечество совершает самые безумные попытки. Создается впечатление, что именно сейчас собираются убить библейского змея».
«Вот это именно то, что следовало бы сделать, — отвечает Шестов. — Уже много лет, день и ночь, я борюсь со змеем. Что Гитлер по сравнению со змеем?» (Фондан, стр.18, 19).
Через некоторое время Шестов беседует с Фонданом о Бубере:
Я расхожусь с Бубером вот в чем: он бы хотел обойти первородный грех, наследственность и т. д. Я тоже знаю, как и он, насколько абсурдна, возмутительна, невероятна идея о первородном, наследственном грехе. Я говорил ему об этом. А он ответил мне, что для него этот грех
начинается не с древа познания, а с преступления Каина. Для меня это бессмысленно. Грех — это знание. Я бы сказал по этому поводу, что не Достоевский написал настоящую критику чистого разума, а сам Бог, сказавши: «когда ты обретешь познание, ты умрешь». Я знаю, что мне возразят, что это не критика и т. д.
В тот момент, когда человек отведал плод познания, он приобрел Знание, он потерял свободу. Человек не нуждается в познании. Спрашивать, ставить вопросы, требовать, доказательств, ответов — как раз и значит, что он не свободен. Познать — это познать необходимость. Знание и Свобода несовместимы. А Бердяев мне говорит: почему вы хотите отнять у меня свободу познания? (Фон- дан, стр.25).
В это время Шестов пишет Фондану о своей главной работе:
Enfin, j'ai regu un mot de vous, mon cher ami. Des ennuis "ordinaires": il faut done remercier Dieu de vous avoir epargne des ennuis — extra-ordinaires! Je voudrais bien vous voir, mais je ne peux pas accepter a present votre invitation. Moi, j'ai aussi mes "ennuis": je suis contraint de creer. Et, quoi qu'il est entendu que?a vous apporte de grandes delices, je doit vous dire que je n'eprouve que de grands ennuis. Gallimard[73]
est pret кprendre mon Kierkegaard et je dois, avant de partir, laisser кSchloezer le manuscrit tout a fait pret. Or, il faut ecrire (creer!), ecrire, ecrire — autrement je n'arriverai pas a bout jusqu'au 20 juillet. Peut-etre trouverez-vous un moment pour passer chez moi? Nous pourrons mutuellement nous plaindre de nos ennuis— vous de 1'ennuis de gagner votre pain quotidien, moi de 1'ennuis de creer non de rien, mais pour rien (Gallimard, tres probablement ne payera rien). (14.05.1934, Фондан, стр.19).[71]
В этом письме Шестов впервые упоминает о книге о Киркегарде, которую он начал писать в начале 1933 г. Работу он закончил, как указано в письме, в июле 1934 г. и поехал в Шатель к Анне Ел., как и в предыдущие годы.
Из Шателя Шестов пишет Фондану по поводу его статьи, озаглавленной «LeonChestov, SoerenKierkegaardetleserpent», (см. стр.122):