Жизнь Льва Шествоа (По переписке и воспоминаниям современиков) том 1

Каждому человеку придется жить на 100 фунтов в год. Зато будет уверенность в том, что завтрашний день обеспечен. Миша и Володя, конечно, с этим не согласны. Миша хочет деятельности и больших заработков. Володя… очень настаивает на том, чтобы в Лондоне продолжать дело. Я, повторяю тебе, очень против этого. Я уверен, что кроме огорчений, ссор и т. д., ничего из лондонского дела не выйдет. (Саше, Лозанна, 20.02.1920).

Пишу тебе, кажется, уже четвертое письмо, но до сих пор писал наскоро. Очень уж устал от всех трудностей, да до сих пор жил так, что негде было и присесть, чтобы спокойно написать. Теперь у Германа я несколько устроился. Он потеснился и уступил нам две комнаты. В одной Наташа — больная, у нее корь, с Анной, в другой — я. Таня живет пока у Шрейберов. Очень угнетает болезнь Наташи, но нужно еще благодарить Бога, что это случилось здесь, а не в Генуе, в ужасных условиях жизни в гостинице и т. п. Анна едва-едва сама держится, а ей приходится целый день толочься, ухаживая за Наташей. Я по целым дням пишу письма в разные города, наводя справки о том, где можно на скромные средства устроиться и т. п. Но авось это уже последние испытания. Это, впрочем, в большой мере зависит от тебя — и тут я перейду к делу.

Я уже писал тебе, что из России мы ничего не привезли. Даже на дорогу нам не хватило бы тех денег, которые у нас были. Только присланная тобою валюта нас выручила. Когда мы были в Ялте, все ни о чем больше не мечтали, как о том, чтобы вырваться из того ада, который сейчас в России. Но не успели сесть на пароход, как все прежние /…?/ были забыты. А когда приехали сюда — тем более. Прежде говорили: только бы попасть заграницу, там будем как угодно жить. Теперь хотят жить как жили прежде. Соответственно этому хотят много денег…

Что же теперь делать с оставшимися средствами? Так вот теперь для нас выбор: с одной стороны [реализовать товары и кожу, что даст] возможность скромного, обес-

печенного для всех на 8–9 лет существования без ссор, дрязг, брани и всего того, чем так богато было киевское житье, с другой [продолжать лондонское дело, и в результате — ] возможность несколько лучшего внешнего устройства, сопряженная с риском остаться без гроша за границей, т. е. быть обреченными на голодную смерть и перспективы всех тех прелестей, которые, надеюсь, еще живы в твоих воспоминаниях и к которым, тоже надеюсь, ты относишься не легче, чем в былые времена. Очевидно, что тут двух мнений быть не может. Только слабость и боязнь, что придется не так удобно жить, заставляет Володю склоняться к второму решению. Что до меня, то я и теперь, как и прежде, в самом деле предпочитаю какое угодно скромное существование той вечной грызне, которая устраивалась в Киеве. И тоже думаю, что нельзя рисковать существованием 20 человек из-за мнимых возможных выгод. И тоже уверен, что в этом отношении ты примешь мою сторону. Миша, если хочет, может и без Лондона вести дело. Володя может взять место. Ты можешь зарабатывать немного своей музыкой, я — литературой. Вместе с тем, что мы будем получать на вырученные после ликвидации дела суммы, получится достаточно, чтобы существовать. Нужно только немного мужества, чтобы согласиться жить, как живут десятки миллионов людей — ведь ни голодать, ни работать сверх сил никому не придется. Придется только отказаться от привычки к роскоши.

Все, что я пишу тебе, необычайно для нас важно. Помни это и очень обдумай каждое мое слово. Я уверен, что если мы не ликвидируем дела в Лондоне, это будет для всех настоящим несчастьем. Не знаю, приехал ли уже Миша в Лондон. Во всяком случае, поторопись ответом, т. к. мне очень хотелось бы поскорей убедиться, что ты и сам понимаешь то, о чем я тебе пишу.

(Саше, Женева, 24.02.1920).

В письме к Саше от 24.02.1920 Шестов говорит о ссорах (См. стр.192.) и дрязгах киевского житья. В другом письме он даже пишет о том, что нелады погубили дело в Киеве, привели его к разорению. Вероятно, Шестов рисует столь мрачную картину, чтобы убедить Сашу. Когда читаешь письма Шестова 1914–1918 гг., положение не представляется столь отчаянным, наоборот, в них не раз говорится о хорошем ходе дела.

Пока положение дела не выяснилось, решено было «выдавать» каждой семье по 200 швейцарских франков в месяц на человека. Эта сумма оказалась недостаточной, и с апреля начали выдавать по 250 шв. фр. в месяц. Фаня и Саша взялина себя обязанность заведывать финансами семьи. Много писем было написано на эту тему. Привожу отрывки из двух писем, написанных Шестовым в Женеве Фане и Герману, которые в начале марта уехали из Женевы в Германию на два-три месяца, но там задержались и вернулись только в начале июля.