Жизнь мальчишки

Это послужит мне отличным наказанием: каждый раз, глядя на свою награду, я буду вспоминать о том, как бросил в мэра стулом и свалил его с ног.

— Не говори ерунды. Ее обязательно исправят.

— Понимаете, мне почему-то хочется, чтобы пластинка осталась такой, как сейчас, без исправлений, — сказал я мэру, постаравшись, чтобы мой голос звучал твердо.

Вероятно, у меня это получилось, потому что мэр ответил:

— Ну хорошо, Кори, если ты настаиваешь, пусть так и будет.

Потом он сказал мне, что должен идти — его ждет горячая ванна с английской солью — и мы с ним увидимся на церемонии награждения победителей литературного конкурса. Когда я повесил трубку, мне пришлось объяснять маме, почему я вдруг решил, что мэр Своуп собирается меня убить. В ходе этих объяснений в кухне появился пришедший с работы отец. По всем правилам мне полагалось наказание за эту глупую выходку, но родители просто отправили меня в мою комнату, куда я, собственно, и так собирался удалиться.

Оказавшись у себя, я занялся изучением двух перышек. Оба зеленые, но разные. Одно яркое, другое мягких тонов. Одно большое, другое поменьше. Взяв со стола перышко, найденное на берегу озера Саксон, я положил его на ладонь и как следует рассмотрел через увеличительное стекло. Возможно, Шерлок Холмс мог бы извлечь из него какую-то информацию, но я по своим способностям к дедукции стоял гораздо ниже даже его друга доктора Ватсона.

Мэр Своуп был тем самым человеком в шляпе с зеленым пером, которого я видел во время наводнения. Его «нож» оказался специальным приспособлением для чистки курительной трубки. Что у него могло быть общего с неизвестным, которого, как мне показалось, я видел на опушке леса, или с мертвецом на дне озера? Одно я знал точно: в лесу у озера Саксон не водятся птицы с изумрудно-зеленым оперением. Тогда откуда там могло взяться перо?

Я отложил в сторону перо из шляпы мэра, намереваясь вернуть его позже, хотя в глубине души знал, что этого никогда не случится, а перо с озера Саксон убрал обратно в коробку с белой совой, которую снова спрятал в один из семи волшебных ящиков.

В ту ночь мне вновь снились четыре девочки-негритянки, одетые так, словно собрались в церковь. На мой взгляд, младшей из них было не больше десяти-одиннадцати лет, трем другим — около четырнадцати. На этот раз они стояли под деревом с густой зеленой листвой, оживленно переговариваясь. Две из них держали в руках Библии. О чем они говорили, я не разобрал. Внезапно одна из девочек рассмеялась, а за ней засмеялись ее подруги. Их смех журчал в моих ушах, будто вода в ручье. И тут последовала вспышка такой невиданной силы, что мне пришлось зажмурить глаза. Оказалось, что я стою в эпицентре урагана; горячий ветер рвет с меня одежду и развевает волосы. Вновь открыв глаза, я обнаружил, что четыре чернокожие девочки куда-то исчезли, а дерево лишилось всех своих листьев.

Когда я проснулся, мое лицо покрывал пот, словно кожу действительно тронуло обжигающее дыхание урагана. На заднем дворе лаял Бунтарь. Взглянув на светящийся циферблат будильника, я обнаружил, что уже почти половина третьего ночи. Бунтарь все гавкал как заводной, к его лаю вскоре присоединились все окрестные собаки, и я решил, что раз все равно не сплю, то выйду и успокою пса.

На пороге своей комнаты я увидел, что в кабинете горит свет.

Слышалось какое-то поскрипывание. Заглянув в кабинет, я увидел отца: он сидел в одной пижаме за рабочим столом, где обычно выписывал чеки для оплаты счетов. Крепко сжимая ручку, он то ли писал, то ли рисовал что-то на листке бумаги при свете лампы. Его ввалившиеся глаза лихорадочно блестели. Приглядевшись, я заметил, что на его лбу, как недавно и на моем, блестит пот.

Бунтарь перестал лаять и жутко завыл.

— Черт побери, — пробормотал отец. Потом осторожно, стараясь не скрипнуть стулом, поднялся.

Я спрятался в тень. Не знаю, зачем я так поступил, но, казалось, отец не хочет, чтобы его беспокоили. Он вышел через заднюю дверь, и я услышал, как он шикнул на Бунтаря.

Бунтарь перестал выть. Отец должен был вернуться через пару минут.

Я не мог больше выносить эту неизвестность. Мне просто необходимо было узнать, какое важное дело заставило отца подняться в половине третьего ночи.

Зайдя в кабинет, я взглянул на листок бумаги.

Мой отец, который никогда не имел особой тяги к рисованию, изобразил на листке около полудюжины черепов с крылышками на височных костях. Тут же была целая колонка вопросительных знаков и слова «озеро Саксон», повторявшиеся пять раз. Ниже было написано: «Леди», а потом шла еще одна череда вопросительных знаков. После этого он написал: «Вниз, в темноту», здесь кончик пера едва не прорвал бумагу. Затем следовали два вопроса, оба заглавными буквами: КТО? и ПОЧЕМУ?

В заключение я прочитал такое, отчего у меня внутри все перевернулось:

«Я не выдержу.

Я больше не выдержу.

Я больше этого не выдержу».

Задняя дверь открылась.

Я спрятался в тени, наблюдая, как отец вошел в каморку. Он снова сел и стал рассматривать то, что было нарисовано и написано на листке бумаги.