Я повернулся и стремглав выскочил из кухни, не дожидаясь, когда вид маминых слез ослабит мою решимость и мои ботинки врастут в пол. На улице я вскочил на Ракету, услышав, как за моей спиной что-то с громом полетело на пол. Навалившись на педали, я что есть духу покатил к Риджерон-стрит, чувствуя, как уши немеют от холодного ветра.
В тот день Ракета был особенно быстр, словно предчувствуя близкую трагедию. Вокруг в субботней дреме лежал мой город; холод загнал в дома всех обитателей, за исключением нескольких детишек, да и повод посидеть дома был отличный:
“Медведи” должны были заработать сегодня очередное очко. Я наклонился вперед, чтобы разрезать подбородком ветер. Шины Ракеты стучали по выбоинам мостовой, потом вдруг мои ноги потеряли педали и колеса принялись крутиться сами собой.
Я добрался до заправки ровно в одиннадцать пятнадцать. Заправка была маленькая, всего-то пара колонок да компрессор. В конторе при заправке, примыкавшей к гаражу на две машины, жил престарелый владелец заправки мистер Хайрам Уайт — горбун, который обычно расхаживал между выставленными на продажу гаечными ключами, покрышками и приводными ремнями, словно Квазимодо между колоколами. Хайрам Уайт неподвижно сидел за рабочим столом, подперев ладонью голову и наставив ухо в радиоприемник. На углу дощатой заправки висел желтый жестяной знак с надписью “Автобусные линии “Трэйлвей””, прикрученный к стене ржавыми винтами. Я оставил Ракету на заднем дворе заправки, среди пустых банок из-под масла, потом подошел на угол и уселся прямо на тротуар на солнышке дожидаться полудня.
Без десяти двенадцать мои кулаки сжались так, что ногти впились в ладони — я услышал звук моторов. Я подкрался к углу и выглянул на улицу. К остановке “Трэйлвей” подъехали одна за другой машина шерифа и пикап моего отца. Рядом с отцом в пикапе сидел Человек-Луна, на голове которого красовался его обычный котелок. Шеф Марчетте находился в машине шерифа, за спиной которого виднелся арестованный.
Донн и Блэйлока переодели в серую одежду заключенного. Машины остановились, но никто из них не вышел. Все четверо остались сидеть неподвижно; моторы продолжали мерно работать.
Из своей конторы выбрался мистер Уайт и направился к машине шерифа, скособоченный, будто краб. Шериф Эмори опустил окошко со своей стороны и обменялся с хозяином заправки несколькими фразами, из которых я не расслышал ни слова. Затем мистер Уайт возвратился в свою контору. Через минуту он снова появился в перепачканной маслом куртке-хаки и бейсбольной кепке. Забравшись в свой “десото”, он торопливо укатил восвояси, оставив за собой только несколько облачков сизого дымка, напомнивших мне точки и тире азбуки Морзе.
Шериф снова поднял окно. Я бросил взгляд на “таймекс”. До двенадцати оставалось две минуты.
Две минуты минули, но автобус не появился.
— Не двигайся, паренек, — внезапно сказал кто-то позади меня.
Прежде чем я успел повернуться, крепкая рука сжала мой затылок будто тисками. Жилистые пальцы впились так глубоко, что сердце заледенело от ужаса.
Рука на моей шее потянула назад, и я отодвинулся от угла здания. Кто этот злодей, что подкрался ко мне так незаметно и застал врасплох, — Вэйд или Бодин? Господи, помоги мне! Осталась ли у меня возможность как-то предупредить отца? Рука незнакомца продолжала тянуть меня назад до тех пор, пока мы не оказались за свалкой пустых банок из-под масла. Потом меня отпустили, и я наконец смог повернуться, чтобы увидеть лицо захватчика.
— Что ты здесь делаешь, парень, черт возьми? — спросил меня мистер Оуэн Каткоут.
Я не мог говорить. Мистер Каткоут усмехнулся; его покрытое коричневыми пятнами лицо под пропотевшей грязной ковбойской шляпой, в форме которой было больше от Габби Хейца, чем от Роя Роджерса, сморщилось. Немытые и нечесаные светлые волосы мистера Каткоута как попало свисали на его плечи. Помимо невероятно грязных черных штанов и свитера болотного оттенка, на мистере Кате был старинный брезентовый плащ-пыльник, выглядевший скорее засаленным, чем запыленным. Обтрепанные полы пыльника свисали почти до колен его хозяина, ровно до голенищ простых черных сапог. Но не это было причиной моей немоты. То, из-за чего я забыл человеческий язык, был кожаный ремень с патронташем, накрест висевший на тощей талии Каткоута, а также револьвер с костяной рукояткой, засунутый в романтически потертую кобуру на левом боку. Револьвер был повернут скобкой курка вперед. Мистер Каткоут присмотрелся ко мне, прищурив глаз.
— Я задал тебе вопрос, — напомнил он.
— Мой отец, — сумел-таки выдавить я. — Он здесь. Чтобы помочь шерифу.
— Вот оно что. Что ж, верно, твой папаша действительно здесь. Хотя это не объясняет, почему здесь находишься ты.
— Я просто хотел…
— Чтобы тебе прострелили голову? Или я плохо знаю Блэйлоков, или здесь наверняка будет заварушка. Будет стрельба, паренек, понятно? Так что давай-ка садись на свой велик и дуй отсель подобру-поздорову.
— Автобус опоздал, — сообщил я, пытаясь сменить тему разговора.