Жизнь мальчишки. Том 2

— Смотри вперед! — вдруг заорала в смертельном ужасе Лэнни и схватилась за руль, когда громадный радиатор мощного грузовика внезапно заслонил все лобовое стекло Большого Дика. Донни, чье внимание снова было поглощено Полуночной Моной, неуклонно выраставшей у нас за спиной, заорал как резаный и резко крутанул руль в сторону. Огромные, выше моего роста, колеса грузовика пронеслись мимо нас, могучий басовитый гудок наполнил все вокруг грозным предупреждающим ревом. Я обернулся — и вовремя: я увидел, как Полуночная Мона и грузовик на мгновение слились, после чего Мона вылетела из-под заднего бампера грузовика как ни в чем не бывало и продолжала свою гонку, предоставив грузовику, тупому и упрямому, словно бык, тащиться своей дорогой. — Черт, мы едва не столкнулись с ним! — потрясенно выдохнула Лэнни и оглянулась назад, причем по выражению ее лица я все так же с уверенностью мог сказать, что никакой черной машины позади нас она не замечала.

Но я-то все знал. И Донни тоже все знал. Малыш Стиви Коули летел на выручку своей девушке.

— Если он хочет со мной поиграть, то черт с ним, я не прочь! — заорал вдруг Донни, и его нога вдавила в пол педаль газа.

Движок “шеви” завыл из последних сил, машина пугающе затряслась, и все, что не было прикреплено винтами и не прикручено, затрещало и зазвенело. — Этот козел никогда не побьет меня! Черта с два!

— Какого дьявола ты так гонишь? — крикнула Лэнни. — Притормози, а то всех нас отправишь на тот свет!

Но Полуночная Мона, похожая на черный реактивный истребитель, привыкший противопоставлять скорости только скорость, почти настигла нас. Водитель выделялся темным силуэтом позади руля. “Шеви” завилял из-за плохого сцепления, обливавшийся потом Донни заскрежетал зубами и, вцепившись в руль, продолжал смертельную гонку по извилистой дороге, опасной как гремучка. Свистел ветер, ревел мотор, перекрывавший все это голос Лэнни требовал Донни сбросить ход, но среди этой какофонии я не слышал от Полуночной Моны ни звука.

— Ну, давай, сукин сын! — рычал Донни. — Раз я уже прикончил тебя! Если нужно, я прибью тебя дважды!

— Ты спятил! — Бледная Лэнни вцепилась в ручку на переднем щитке и расширенными от страха глазами уставилась на нашего безумного водителя. — Я не хочу умирать!

Я летал с одной стороны заднего сиденья к другой в зависимости от того, куда “шеви” закладывал на полной скорости очередной вынимавший душу крутой вираж, во время которого Донни боролся с рулем из последних сил, оставшихся в его измученном тяжким ужасом теле. Мысли прыгали у меня в голове, но определенная цепочка рассуждений все же выстраивалась; летая по кабине “шеви”, как мешок с грязным бельем, я понял, что именно Донни Блэйлок, и никто другой, убил Малыша Стиви Коули. О том, как это случилось, я мог только догадываться: две машины, одна синяя, другая черная, гнали так, что чертям было тошно, по этой дороге. Под высокой октябрьской луной из их выхлопных труб било пламя. Быть может, они гнали “колесо к колесу”, словно колесницы в фильме “Бен Гур”, и вот тогда-то Донни заставил Большого Дика подло вильнуть в сторону, так что правое переднее крыло его ударило Полуночную Мону. Или, может быть, машина Малыша Стиви просто вышла из-под контроля, ее занесло, или, может быть, лопнула шина. И вот Полуночная Мона оторвалась от земли и взмыла в своем последнем полете, грациозная, как черная бабочка, и понеслась сквозь серебристую тьму, а едва коснувшись земли, взорвалась всей своей неутоленной мощью. Я почти слышал, как злобно хохотал Донни Блэйлок, уносясь в ночь от горящих руин искореженного металла и стекла.

И этот злобный смех не грезился мне, я его слышал.

— Я с тобой покончу! — орал Донни; его глаза блестели уже совершенно безумным огнем, а волосы поднялись на голове дыбом и развевались как змеи-щупальца Медузы Горгоны. С первого же взгляда становилось ясно, что он готов переступить последнюю черту.

Неожиданно Донни вдавил в пол педаль тормоза. Лэнни закричала, я тоже. Даже Большой Дик и тот закричал вместе с нами.

Полуночная Мона, расстояние от которой до нашего заднего бампера составляло не более пяти футов, с маху врезалась в нас.

Чувствуя, как глаза вылезают мне на лоб, я увидел, как разрисованный красно-желтыми языками пламени капот Моны вырывается из обивки заднего сиденья. Потом неторопливо, как в замедленной киносъемке. Полуночная Мона стала заполнять собой пространство “шеви”. Я почувствовал запах горящего масла и обожженного металла, сигаретного дыма и одеколона “Английская кожа”. На краткий миг единственного удара моего сердца позади сидел молодой парень с глазами голубыми, как плавательные бассейны, с руками, стискивавшими руль, с зажатым в зубах окурком “Честерфильда”. Острый подбородок его грубоватого, но симпатичного лица был гордо и упрямо выставлен вперед, словно нос Летучего Голландца. Я почувствовал, как у меня на голове шевелятся волосы.