Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

— Тогда не о чём больше и говорить,— сказала она скорее огорченным, чем сочувственным тоном.

Появился аббат.

— Говорят, у вас сегодня к ужину гости, сударыня? Дядя тоже приглашен? Ничего пока не изменилось?

— Нет,— ответила она,— все остается по-прежнему. Кстати, госпожа де Кларвиль (это была их общая с бароном приятельница) обещала отужинать с нами; боюсь, не запамятовала ли она, надо бы написать ей записку, чтобы напомнить о ее обещании. Мадемуазель,— добавила она, обращаясь ко мне,— у меня со вчерашнего дня болит рука, даже трудно держать перо; не откажите в любезности написать письмо под мою диктовку.

— Охотно,— ответила я,— диктуйте.

— Всего несколько слов; напишите: «Напоминаю, что жду вас сегодня вечером, не забудьте же».

Я спросила, не хочет ли она подписаться.

— Нет,— ответила она,— надобности нет, она сама поймет, от кого письмо.

Она тут же взяла бумажку у меня из рук.

— Позвоните, сударь,— сказала она аббату,— надо скорее отослать записку. Впрочем, постойте, ведь вы не ужинаете сегодня с нами, это неудобно, я даже считаю, что вам следует удалиться раньше, чем придет барон; будьте добры, по дороге завезите сами записку госпоже де Кларвиль, сделаете небольшой крюк.

— Извольте, сударыня,— ответил он с готовностью,— ваше поручение будет исполнено.

Он встал и ушел. Не успел он выйти, как явился барон с каким-то своим другом. Мы сели ужинать довольно поздно. Госпожа де Кларвиль, которой я вовсе не знала, так и не пришла. Госпожа де Сент-Эрмьер даже не вспомнила о ней. Когда мы встали из-за стола, пробило одиннадцать.

— Мадемуазель,— обратилась ко мне хозяйка дома,— вы еще не совсем здоровы; время позднее, а завтра в пять часов утра вы должны быть в церкви; вам пора лечь.

Я без возражений попрощалась со всем обществом, а также с господином де Серкуром, который взял мою руку поднес ее к губам, но не поцеловал.

Госпожа де Сент-Эрмьер, целуя меня на прощание, была бледна.

— Вам нужен отдых не меньше, чем мне,— сказала я ей и вышла.

Одна из служанок проводила меня в комнату; в замочной скважине торчал ключ; она помогла мне раздеться, затем я отослала ее и легла в постель. Ключ она унесла.

Надо вам сказать, что моя комната находилась в отдаленном крыле замка и в нее вела потайная лестница, прямо из сада.

Спать мне не хотелось, я села в кресло и так просидела в задумчивости около часа; сон все не приходил, и, заметив полку с книгами, я взяла одну из них, чтобы за чтением скоротать время.

Я почитала около получаса, пока не почувствовала усталости, и, положив книгу на стол, стала раздеваться, чтобы лечь в постель, когда раздался внезапный шум в прилегавшем коридорчике, куда выходила одна из дверей моей комнаты, оставшаяся полуоткрытой.

Шум нарастал; я испугалась и крикнула в тревоге: «Кто там?»

— Не бойтесь, мадемуазель,— услышала я голос, который я как будто узнала, несмотря на овладевшее мною смятение.

И в дверях показался весело смеющийся аббат. Некоторое время я смотрела на него, широко раскрыв глаза, и от удивления не могла выговорить ни слова. Наконец я сказала, с трудом переводя дыхание:

— Боже, что вы тут делаете? Как вы очутились здесь?

— Не бойтесь,— сказал он и дерзко сел рядом со мной.— Просто мне захотелось тут побыть.

— С какой целью? — спросила я, немного повысив голос.— Уходите сейчас же!

Я подошла к двери, чтобы открыть ее, но, как я уже сказала, горничная заперла меня. В крайнем испуге я решила отворить окно и позвать на помощь

— Нет, нет,— поспешно сказал он, схватив меня за руку,— я сейчас сойду по лестнице в сад. Поверьте мне, не надо кричать. Все спят, поднимется шум, сюда прибегут. Что о вас подумают? Всякий скажет, что, явившись к вам на свидание, да еще в такой поздний час, я слишком много позволил себе; но никто не усомнится, что пришел я с вашего ведома.

— С моего ведома? На свидание? Негодяй! — закричала я.

— Да, и вот доказательство,— проговорил он,— читайте вашу записку.

И он показал мне записку, написанную мною по просьбе госпожи де Сент-Эрмьер.

— Ах, негодный, подлый человек! Вы чудовище! — воскликнула я, снова упав в кресло.— О, боже!

Я была так поражена, что голос мой пресекся; слезы душили меня. Я билась в кресле, словно обезумев.

Он видел мое отчаяние и спокойно, с хладнокровием настоящего злодея наблюдал за мной. Я готова была кинуться на злодея и растерзать его собственными руками; но на смену злобе пришло отчаяние, я бросилась перед ним на колени.

— Ах, боже мой, сударь,— рыдала я,— зачем вы меня губите? Что я вам сделала? Вспомните, как вас уважают, вспомните об услуге, которую я вам оказала. Ведь я молчала и буду молчать всю жизнь.

Он поднял меня с колен все так же хладнокровно.

— Если бы вы и заговорили, вам все равно никто бы не поверил: это припишут вашей ревности,— сказал он,— и никакого вреда вы мне причинить не можете. Лучше успокойтесь, скоро все кончится, ведь это для вашей же пользы. Я только хочу расстроить брак, который вам самой противен, а меня разорит, вот и все.