Жизнь Марии Медичи

«С этого момента жизнь Марии Медичи превратилась в печальную повесть об утраченных иллюзиях, бесславном угасании и нищете. Нигде ей не были готовы предоставить приют надолго — ни в Нидерландах, ни в Англии, ни в Германии. Людовик XIII урезал расходы на ее содержание и так и не позволил ей вернуться во Францию, даже когда она оказалась в стесненных финансовых обстоятельствах в Кельне; такое решение было одобрено Королевским советом в 1639 году».

* * *

Гастон Орлеанский тем временем набрал армию и, обретя союзников, в том числе в лице герцога де Монморанси, знаменитого своей доблестью и многочисленными победами, вступил в схватку с войсками короля и кардинала де Ришелье. Отряды Гастона, столь превозносимые за их подготовку и немалую численность, на деле оказались всего лишь разношерстным сборищем валлонов, испанцев и французских дезертиров. С характерным для него отсутствием здравого смысла и дисциплины Гастон двинул войска на три дня раньше, чем было условлено с опытным де Монморанси.

Силы испанцев сосредоточились на границе с Францией. Но пока не обозначится хоть какой-то успех восстания в Лангедоке, двигаться вперед они не намеревались. В конечном итоге уверенность кардинала де Ришелье в успехе оправдалась: как бы французы ни сожалели о суровом правлении своего первого министра и об обращении короля с Марией Медичи, им еще меньше нравился союз королевы-матери с сыном, младшим братом короля, обернувшийся вторжением в страну армии наемников.

Две армии встретились 1 сентября 1632 года в сражении при Кастельнодари. Королевской армией командовали маршалы Анри де Шомберг и Жак де Ла Форс, бунтовщиками — герцог де Монморанси и Гастон Орлеанский. Войска короля стали теснить Гастона, и тот удрал с поля боя, даже не попытавшись привести в порядок свои силы. Герцог де Монморанси был несколько раз ранен и взят в плен. Военная кампания закончилась полной победой Людовика XIII и кардинала де Ришелье.

Тем, кому удалось удрать и кто мог поддаться искушению и снова собраться под знаменами бездарного Гастона, был преподнесен урок в виде публичной казни герцога де Монморанси.

Это был один из самых родовитых и знатных дворян Франции. Он не принадлежал к ярым противникам де Ришелье, но, на свою беду, он находился под сильным влиянием своей жены, активной сторонницы Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Герцогиня де Монморанси была одной из самых непримиримых противниц кардинала, и именно она толкнула мужа фактически на путь государственной измены.

Когда истекающий кровью герцог де Монморанси был взят в плен, во французском обществе надеялись, что, учитывая его высокое происхождение, он будет прощен. К Людовику XIII и к кардиналу де Ришелье стали пачками поступать ходатайства о помиловании. Но на это кардинал заявил: «Нынешнее положение дел таково, что диктует потребность в большом уроке».

«Большой урок» был преподнесен 30 октября 1632 года. В этот день герцог де Монморанси, едва оправившийся от ран, был публично казнен. Эта казнь вызвала глубокое потрясение в обществе, ведь речь шла о человеке, чья родословная насчитывала более 700 лет, о первом дворянине королевства, следовавшем сразу после принцев крови. Он был молод (всего 36 лет!), знатен, популярен и даже любим, но всегда такой нерешительный король здесь вдруг проявил полную солидарность со своим первым министром. А ходатаям за жизнь мятежного герцога он ответил: «Я не был бы королем, если бы позволил себе иметь личные чувства!»

Вслед за этим полетело немало и других голов. Двери тюрем захлопывались за самыми знатными лицами Франции. Те же, кому Людовик и кардинал де Ришелье не смогли предъявить обвинений в измене, были устранены с помощью наводивших настоящий ужас королевских указов, по которым без суда и без права апелляции заключали в тюрьму на любое количество лет по усмотрению победителей.

Охваченный паникой Гастон Орлеанский сбежал: сначала — в испанский Франш-Конте, а затем — в Лотарингию.

Когда Мария Медичи, находившаяся в это время в Брюсселе, серьезно заболела, она потребовала Франсуа Вотье, своего бывшего врача, которого кардинал де Ришелье бросил в Бастилию. Ей, естественно, было отказано в самой жесткой форме.

* * *

Несчастная женщина уже готова была наложить на себя руки от бессилия.

Заливаясь слезами, она позвала к себе своего старого астролога Масали, сопровождавшего ее в изгнании.

— Эй, Масали, — сказала она, — что ты думаешь о судьбе моего сына Гастона?

— На его звезде я вижу капли крови, благородная королева, но это не означает, что он умрет.

— O! Ты хочешь сказать, что он не погибнет в борьбе за свои и мои законные права?