Жизнь Марии Медичи

Обращаясь к звездам, астрологи часто упускают из виду, что на земле действуют свои законы. Масали не был политиком и потому не мог просчитать, что кардинал де Ришельё, как только Мария пересекла границу и оказалась на испанской территории, сделал все, чтобы нейтрализовать Гастона Орлеанского, находившегося в Лотарингии. С политической карьерой Гастона было покончено. В конце концов он женится на Маргарите Лотарингской, сестре местного герцога Карла IV, и умрет в феврале 1660 года, в возрасте пятидесяти одного года, когда во Франции уже будет править сын Людовика XIII и Анны Австрийской¹⁹⁴.

* * *

В августе 1631 года Гастон приехал к Марии Медичи в Брюссель. Местных правителей, давших им приют, давно уже раздражали конфликты между теми, кто оказался в изгнании, присоединившись к Марии и ее сыну. Сама Мария едва ли не каждый день составляла письма с длинным перечнем нанесенных ей обид, которые отправляла Людовику и всем посольствам в Европе. Больше всего грязи было вылито на голову кардинала де Ришельё, да и королю изрядно досталось. В какой-то мере ей удалось утолить жажду мести, но она уже не могла влиять на европейскую политику. Мария была изгнанницей, а посему с ней никто уже не считался. Обычно дотошный в том, что касается содержания заключенных, кардинал сознательно смотрел сквозь пальцы на «проделки» королевы-матери. Она уже не представляла для него серьезной угрозы. Более того, она даже сыграла ему на руку, сбежав из Компьеня, ибо в провинциальном Брюсселе была на содержании испанской казны.

Что касается Гастона, то он, оказавшись в столь неблагоприятных для него обстоятельствах, быстро зачах. Он привык жить на широкую ногу, и теперь ему катастрофически не хватало денег, а на финансовую поддержку со стороны матери не было никакой надежды. К тому же Мария здорово действовала ему на нервы. В результате Гастон сделал вывод, что именно мать стала главной причиной его бедственного положения: ведь у него и мысли не было изменять старшему брату-королю – во все это, дескать, втянула его мать. Именно в таком духе он и написал письмо Людовику, в завершении попросив у него разрешения вернуться на родину.

Но если Мария Медичи была «фигурой из прошлого», то наследник престола оставался источником постоянной тревоги. Кардинал де Ришельё (да и не только он) понимал: если Людовик умрет, то именно Гастона призовут во Францию, чтобы взять корону. К тому же, где бы ни появлялся герцог Орлеанский, он всегда оказывался в центре беспорядков. За такими людьми нужен неусыпный контроль, а посему здравый смысл подсказывал кардиналу, что держать

Гастона в Париже, вне влияния матери и ее друзей, куда безопаснее.

В результате Гастону было объявлено, что он прощен; вдобавок герцог Орлеанский получил огромную сумму – полмиллиона ливров.

В сентябре Гастон уехал из Брюсселя, даже не попрощавшись с матерью, и помчался в Сен-Жермен, где, упав к ногам брата, признал все свои ошибки и заверил, что отныне будет истинным другом и его, и кардинала. Как видим, Гастон предал «дело матери так же бессердечно, как и друзей по восстанию»¹⁹⁵.

При встрече Анна Австрийская назвала Гастона изменником и с тех пор старалась избегать его общества.

* * *

Между тем католическая Франция стала активным союзником протестантской Швеции и немецких государств, которые восстали против габсбургского императора Фердинанда.