Жизнь Маркоса де Обрегон

Я бросил в золу бумагу, чтобы осветить комнату, и, когда бумага загорелась, я обнаружил, что полено было дочиста обглоданной большой костью ноги мула, что заставило нас едва сдержать тошноту; и если раньше мы не ужинали, потому что у нас не было чем поужинать, то теперь мы не ужинали из-за этого открытия и из-за тошноты, поднявшейся в наших желудках, так что одного из нас прочистило с двух концов, хотя у нас не было ни обеда, ни ужина, и у него через рот пошла наконец кровь, а тот, кто принес эту кость, хотел отрезать себе руку. Я вполне признаю, что эти вещи не таковы, чтобы о них рассказывать; но так как они предназначаются для утешения удрученных и мое главное намерение – научить иметь терпение, переносить бедствия и терпеть несчастья, то можно представить себе остальное, чего я не рассказываю. Все, что пишется, пишется для нашего поучения, и, хотя бы это касалось вещей низменных, это надлежит принять ради указанной цели.

И мы не должны думать, что всегда есть польза в примерах событий великих или что поучение отсутствует в ничтожном. Так же хорошо принимаются басни Эзопа, как и военные хитрости Корнелия Тацита.[157] Винная ягода вкуснее тыквы, поэтому я рассказал такой пустяк, как этот; ибо, чтобы рассказать о нищете студента, которая заключается в голоде, отсутствии одежды и недостатке во всем, рассказы тоже должны быть примерами бедности, чтобы утешить тех, кто ее испытывает.

Однако на этом наше несчастье в тот вечер не кончилось, потому что, когда мы стояли около двери на улице, не будучи в состоянии выносить отвратительной вони топлива из мула, прошел, совершая обход, коррехидор,[158] – которым в то время был дон Энрике де Боланьос, знатный кабальеро, любезный и очень воспитанный, – и спросил нас:

– Что за люди?

Я снял шляпу и открыл лицо[159] и ответил, почтительно кланяясь:

– Мы студенты, и наш собственный дом выгнал нас на улицу.

Мои товарищи оставались в шляпах и со своими торбами, не оказывая почтения представителю правосудия. Коррехидор возмутился и сказал:

– Отведите этих наглецов в тюрьму.

Они, словно невежды, сказали:

– Если нас поведут в тюрьму, нас заставят подчиниться силе.

Их схватили и повели вниз по улице Санта-Ана. Я с величайшей почтительностью обратился к коррехидору:

– Я умоляю вашу милость соблаговолить не вести в тюрьму этих несчастных, так как если бы ваша милость знала, в каком они состоянии, то вы не винили бы их.

– Я должен посмотреть, – сказал коррехидор, – не могу ли я научить учтивости некоторых студентов.

– Этих, – сказал я, – если вы дадите им поужинать и избавите их от холода, ваша милость сделает более учтивыми, чем мексиканского индейца.[160] – И тут же заметив, что он охотно меня слушает, я рассказал ему о происшествии с яйцами и облаками дыма, возникшими из жертвоприношения вьючной скотины. Он посмеялся рассказу, ибо обладал большой добротой, и за счет нескольких шпаг, отнятых у каких-то бродячих школяров,[161] набил студентам животы пирогами и свининой и всем, что было в маленькой харчевне, а мне он оказывал с тех пор много милостей.

Своим товарищам я сказал:

– Друзья, вы очень дурно обошлись с коррехидором.

– Почему? – спросили они. – Разве он наш судья?

– Потому, – ответил я, – что с лицами, облеченными высшим званием, мы обязаны обходиться почтительно и учтиво, будут они или не будут нашим начальством; и не только с такими лицами, но и со всеми более могущественными или по должности, или по знатности, или по богатству, потому что, будучи с ними вежливыми и скромными, мы известным образом уравниваем их с нами, а поступая иначе, мы становимся врагами тех, кто может вполне безопасно оскорблять нас. Бог сотворил мир с этими степенями превосходства, потому что на небе существуют некоторые ангелы, стоящие выше других, а в мире люди подражают этим самым степеням, так что мы, низшие, должны повиноваться высшим. И так как мы не способны познать самих себя, то будем способны познавать тех, кто больше нас имеет силы, значения, богатства. Эта почтительность и вежливость необходимы, чтобы сохранить спокойствие и обеспечить жизнь. Очень большое заблуждение – желать мериться нашими силами с силами могущественных, тягаться при стесненности нашего положения с теми, с кем более достоверна потеря, чем выигрыш. Почтительность с могущественными является основой спокойствия, а гордость – это уничтожение нашего покоя, ибо в конце концов они могут в стране делать все, что хотят.