Жизнь Матвея Кожемякина

- Она не чувствует себя, ей кажется, что она родилась для людей и каждый может требовать от неё всего, всю её жизнь. Она уступит всякому, кто настойчив, - понимаете?

- Да. Это верно. Кроткая такая...

- Вот. И если бы они сошлись, она и Максим, это было бы несчастием для обоих. Ему - рано жениться, вы согласны?

- С чем ему жениться? - воскликнул Кожемякин.

- Ну да, и это...

Она откинулась к стене и, сложив руки на груди, спокойно сказала:

- Таким образом, женясь на ней, вы спасёте двух хороших людей от роковой ошибки. Сами же, в лице Дуни, приобретёте на всю жизнь верного друга.

Кожемякин торопливо встал.

- Вы - куда? - строго спросила попадья.

- Я просто так...

- Всё это пока должно остаться между нами!

- Вы с ней - говорили?

- Нет ещё. Надо было иметь ваше согласие.

- Хорошо вы придумали, Анна Кирилловна! - воскликнул Кожемякин, с радостью и удивлением. - Говоря по правде - я и сам смотрел на неё...

- Ну да, понятно! - сказала попадья, пожав плечами, и снова начала что-то говорить убедительно и длинно, возбуждая нетерпение гостя.

- Итак - сегодня вечером к восьми часам я буду иметь её ответ, а вы придете ко мне! - закончила она, вставая и протягивая ему руку.

Он долго и горячо тряс эту сухую руку и от избытка новых чувств, приятных своей определённостью, не мог ничего сказать попадье.

Голова сладко кружилась, сердце замирало, мелькали торопливые мысли:

"Вот и доплыл до затона! Поп Александр обвенчает без шума, на первое время мы с Дуней махнём в Воргород. Молодец попадья - как она ловко поставила всех по местам. А Дуня - она меня полюбит, она - как сестра мне по характеру, право, - и как я сам не додумался до такой простоты?.."

Победно усмехнувшись, он представил себе заносчивую фигуру Максима и мысленно погрозил ему пальцем:

"Знай, сверчок, свой шесток!"

Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля - всё дышало мутным, горячим дыханием, в неподвижном воздухе стояла дымка пыли, жаркий блеск солнца яростно слепил глаза. Над заборами тяжело и мёртво висели вялые, жухлые ветви деревьев, душные серые тени лежали под ногами. То и дело встречались тёмные оборванные мужики, бабы с детьми на руках, под ноги тоже совались полуголые дети и назойливо ныли, простирая руки за милостыней.

"Эк их налезло!" - мимолётно подумал Кожемякин, рассовывая медные монеты и точно сквозь сон видя чёрные руки, худые волосатые лица, безнадёжные усталые глаза, внутренно отмахиваясь от голодного похоронного воя.

Обливаясь потом, обессиленный зноем, он быстро добежал домой, разделся и зашагал по комнате, расчёсывая бороду гребнем, поглядывая в зеркало, откуда ему дружелюбно улыбалось полное, желтоватое лицо с отёками под глазами, с прядями седых волос на висках.

К вечеру мысль о женитьбе совершенно пленила его, он рисовал себе одну за другой картины будущей жизни и всё с большей радостью думал, что вот, наконец, нашёл себе давно желанное место в жизни - прочное и спокойное.

"Тихонько, в стороне от людей заживём мы, своим монастырём..."

Сквозь этот плотный ряд мирных дум безуспешно пыталась пробиться одна какая-то укоряющая мысль, но он гнал её прочь, даже не чувствуя желания понять то, о чём она хочет напомнить ему.

Уже в семь часов он был одет, чтобы идти к попадье, но вдруг она явилась сама, как всегда прямая, плоская и решительная, вошла, молча кивнула головою, села и, сняв очки, протирая их платком, негромко сказала:

- Мы опоздали...

Не поняв её слов, Кожемякин с благодушной улыбкой смотрел на неё.

Попадья вздохнула и начала говорить, глядя в пол, точно читая книгу, развёрнутую на нём, усталая, полинявшая и более мягкая, чем всегда.

- Они уже сошлись. Да, уже; хотя я говорила ей: "Дуня, ничего хорошего, кроме горя и обиды, ты не найдёшь с ним!"

- С Максимом? - спросил Кожемякин и, поперхнувшись, сел на стул, пришибленный.

- Я повторила ей это сегодня, а она говорит: "Если я нужна ему - всё равно, хоть и ненадолго", - вы понимаете этот характер?

- Чем же он лучше меня для неё? - сказал Кожемякин, разводя руками, полный холодной обиды и чувствуя, как она вскипает, переходя в злость. Проходимец, ни кола, ни двора. Нет, я сам пойду, поговорю с ней!

Она, надев очки, пристально осмотрела его и голосом старухи устало выговорила:

- Попробуйте. Спасая человека, надо идти до конца и не щадя себя.

- Всегда он мне не нравился, этот ястреб рыжий! - говорил Кожемякин, тихо и жалобно. - Прогоню вот ею завтра, и - поглядим!

Попадья строго сказала:

- Этого нельзя делать!

- Как - нельзя! Я ж - хозяин, я могу...

- Нет, не можете!

Он остановился, немного испуганный и удивлённый её возгласом, сдерживая злость; попадья глядела в глаза ему, сверкая стёклами очков, и говорила, как всегда, длинными, ровными словами, а он слушал её речь и не понимал до поры, пока она не сказала:

- Не надо забывать, что у него есть перед вами преимущества: красота, молодость и уверенность в себе, чего у вас нет!

Ему показалось, что эта серая, сухая, чужая женщина трижды толкнула его в грудь, лицо у неё стало неприятное, осуждающее.