Жизнь между схватками

Но дома неожиданно все развернулось иначе, чем я даже могла предположить. Когда я спокойно доковыляла до дома, дядя Валера с тортами уже давно приехал и сидел и ждал меня рядом с матерью. Мама открыла мне дверь, я постаралась принять респектабельный вид…

– Твою мать! Валера, ну ты погляди на эту пьяную шалаву! Ты где, б…, была?! – заорала на меня с порога мать.

Никитюк выбежал, вытаращив на меня глаза, и произнес такие слова:

– Ну-ну, Галюня, не кричи так. Ленка, похоже, действительно пьяна. Поговорим с ней завтра, а пока пусть проспится.

Я побрела в спальню, разделась и легла, а оттуда слышала, как они еще долго говорили про меня на кухне.

– Девка-то видная, а шляется где попало. Изнасиловать же могут, – сокрушалась предчувствиями мама. А ведь как в воду глядела.

А Валера успокаивал ее так нежно и заботливо, словно он ей муж, а мне родной отец:

– Ну не нервничай, Галюня, все будет хорошо, не пустим больше вечером ее никуда, пусть домом занимается, детьми.

Так я и уснула под это «воркование», а утром, проснувшись, попыталась встать с кровати, но не тут-то было!

Ноги не слушались меня, словно что-то переломилось у меня в области поясницы, да и жить уже не очень-то хотелось. Но куда деваться? Дети, хозяйство – все на мне. Ничего не попишешь – хочешь не хочешь, а вставать надо. Никто за меня мою работу не сделает. Я потихоньку сползла и продолжила жить так, будто ничего не произошло.

Глупо, конечно, и сейчас я очень об этом жалею, но тогда я стеснялась, боялась, а после такого «теплого» маминого приема вообще растерялась. Я молодая была еще, совсем зеленая. Теперь, конечно, я думаю: надо было сказать сразу – пусть бы они там сами меж собой разбирались, может, тогда и мама соскочила бы с наркоты и не жила с преступником. Да, надо было, пока еще не так страшно было, пока Никитюк еще не успел меня так психологически обработать. К тому же, теперь мама могла не поверить, а это, пожалуй, было для меня страшнее всего.

Но время шло, дни летели. Никитюк продолжал захаживать к маме, совал мне всякий раз по сто рублей на конфеты. Я поначалу отказывалась, потом брала, и тогда мама у меня тут же вытаскивала эти деньги из кармана. Так и жили. Я все терпела: и присутствие гада, и пьяную обколотую мать…

Но всякое дело имеет свое завершение. Так было и в этот раз.

Как-то в один из зимних вечеров я сидела дома с детьми и собакой, смотрела телевизор. Потом, выгуляв собаку и уложив детей спать, я отправилась на кухню ждать маму.

Ближе к полуночи заявились пьяные вдрызг мама, дядя Паша и Валера и тут же рухнули спать, оставив мне недопитую бутылку ликера. А я под веселый храп дяди решила ликерчик продегустировать.

Оприходовав остатки напитка, я безо всякого зазрения совести в свои неполные двенадцать лет тотчас же ослабела, обмякла всем телом и опустилась на стул. Закрыв глаза, я прислушивалась к звукам, доносящимся до меня из разных пределов дома: легкое посапывание детей перебивал грубый храп дяди Паши. И вдруг меня всполошило какое-то движение около окна на улице.

Раздвинув шторы, я испытала шок: на меня смотрел и улыбался дядя милиционер с автоматом в руках. Видимо, он был не один, потому что с кем-то разговаривал. Я села на пол и подумала, что у меня галлюцинации от спиртного. «Вот так ликер!» – пронеслось у меня в голове.

Мать храпела на весь зал. Снова подобравшись к окну, я обнаружила целый наряд милиции во дворе. В панике я ползала на коленках от окна к двери и обратно. Потом все-таки позвонили в дверь. Я от страху подскочила как ошпаренная и закричала:

– Кто там?

– Милиция. Оперуполномоченный Зайцев. Дверь открывайте!

– Сейчас! Собаку в туалете запру, – заорала я в ответ.

Увидев в глазок толстого дядю милиционера, я побежала тормошить дядьку Пашку. Он вскочил, бросился прикрывать ковриком спирт, а сам спрятался. И кричит:

– Спирт, б…ь, прячь в подпол!

Потом сам тоже нырнул в подпол и уселся там поудобнее на бидон со спиртом, поджав ножки. Я придавила его досками и небрежно прикрыла дверцу подпола половичкой. В ту же минуту я заперла собаку в туалете, а менты уже начали выламывать дверь.

Когда я открыла дверь, этот Зайцев в лучших традициях спецоперации скомандовал: «Руки вверх!».

Я, мелкая, чуть не описалась: картина маслом – ребенок с поднятыми руками и жирный мент, а за ним целый отряд. Но тогда было не до смеху.

Советская милиция без труда разоблачила весь наш семейный подпольный бизнес. Ментов навалило полный дом, все они борзые и наглые, вели себя соответственно. Меня отшвырнули, как котенка, в сторону и стали проводить обыск, то есть все крушить на ходу. Никитюка вывели первого. Его арестовали практически беззвучно. А вот с несчастной невменяемой маманей блюстителям закона пришлось немало повозиться: стащили ее за ногу с постели и велели ей одеваться, швырнув в нее красными штанами, валявшимися на полу около кровати:

– Пора вставать, дамочка, на том свете отоспитесь, – громко донеслось до меня из зала, где почивала моя родительница.

Мать, в свою очередь, приоткрыв один глаз, произнесла: