Жизнь моя

— То есть я имею в виду, дочка известной личности.

— Ну, по ней и видно. Пришла в сопровождении служанки немного пощекотать себе нервы. Могу поспорить, она милю пробежит ради этого. — Он встряхнулся, как будто отгоняя какое-то неприятное видение. — Пойдем-ка, дружище. Уходим?

— Так скоро? — стараясь не показать облегчения, спросил Плавт.

— Не знаю, как тебе, а мне хочется выпить.

Тонкие губы Плавта сложились в подобие улыбки:

— Мой мальчик, ты читаешь мои мысли.

Кассий рассмеялся:

— Я уже давно не мальчик — мне тридцать три!

— Ну, ты ведь знаешь, что для меня ты всегда останешься мальчиком! Тем самым мальчиком, которому я преподавал риторику в Массилии, — тогда ты не подлавливал меня на слове!

— Только потому, что ты мне это позволял.

— Но ты был достаточно умен, чтобы понимать это, и столь любезен, чтобы дать этому пройти.

Они собрались уходить. Кассий ощущал глухое недовольство собой. «Почему? — спрашивал он себя. — Из-за того, что был пойман наблюдающим за чопорной пигалицей, в два раза моложе меня? Плавт прав: ты слишком долго находился на солнце. А возможно, тебе просто надо выпить».

* * *

— Утверждение первое, — диктовал Таците в то утро ее учитель философии, — боги равнодушны к миру и не имеют на него влияния. Следовательно, нет никакого смысла поклоняться им. Утверждение второе: боги предопределили все, вплоть до мельчайших деталей. Следовательно, человек лишен свободы выбора, а добро и зло — это лишенные смысла абстракции. Сравни и сопоставь, со специальной ссылкой на эту варварскую процессию, наблюдением за которой ты столь поглощена.

Мир случайностей или полное отсутствие свободы воли? Глядя на увлеченные лица верующих, Тацита задавалась вопросом, не было ли это чем-то средним.

Кроме того, что может заставить мужчину, вроде того жреца, взять нож, отрезать свое мужское достоинство, а потом ходить по улицам, полосуя спину плетью с узлами? Чтобы на это пойти, надо же во что-то верить.

И она, Тацита, — зачем она была там? Чтобы сделать заметки к следующему уроку философии? Или потому, что завидовала убежденности того жреца и хотела самым легким образом испытать подобное или, по крайней мере, понять?

— Для солдата не плох, — сказала Альбия, ее рабыня, подталкивая ее.

Не скрываясь, Тацита посмотрела на высокого офицера на другой стороне улицы. Она не опасалась быть пойманной врасплох, — тот был слишком поглощен наблюдением за процессией. Лицо его было задумчиво, но она не могла бы сказать, был ли он удивлен, заинтересован или искренне тронут тем, что видел. Возможно, он был одним из поклоняющихся богине. Среди солдат таких было много. Хотя для такого офицера, как он, это было бы довольно необычно. Наметанный глаз Тациты уже заметил золотое кольцо всадника и панцирь луженой бронзы с позолоченной кожей под белым шерстяным плащом.

Он был высок, с густыми русыми волосами и короткой бородкой, подчеркивавшей сильную линию челюсти. Бороды для Рима были нетипичны. Наверное, он носил ее для удобства, как делали многие профессиональные военные. Об этом свидетельствовало и то, что, в отличие от других офицеров в толпе, он не позаботился взять с собой свой шлем. Ясно, что он не выставлял себя на показ.

Но Альбия права: у него красивое лицо, с высокими бровями, умное, разве только чересчур серьезное; наверное, он испытывал боль — его правая рука забинтована от локтя до запястья.

Потом она с удивлением обнаружила, что старик, опиравшийся на его здоровую руку, был не кто иной, как Луций Фений Плавт, адвокат, друг ее отца. И не только друг, но и постоянный достойный оппонент в суде.

— Быстрее, — прошипела Альбия, — он сейчас повернется к нам! — Рабыня зорко огляделась по сторонам, наклонилась и вложила ей в руку глиняный черепок.

— И что мне с этим делать? — недовольно спросила Тацита.

— Просто опусти на него глаза и смотри скромно и загадочно. Поверь, я знаю, что говорю.

— Нет, не знаешь.

— Послушай, госпожа, ты ведь из тех, кто хочет изучать жизнь. Так вот же она — все шесть футов жизни. Хорошо сложенный, покрытый шрамами — но не слишком, и с тем задумчивым выражением, которое, как ты говоришь, тебе нравится.

— Никогда я этого не говорила!

— И он вроде не из тех, кто выслужился из рядовых, так что все в порядке.

— Он плебей. Никуда не денешься.

— Да, но в сравнении с тобой, каждый — плебей.

— И весь коричневый от загара, — нахмурилась Тацита. — До чего вульгарно! Как раб или земледелец.

— С такими плечами, как у него, разве это имеет значение! О-о-о, хотела бы я, чтобы он взглянул на меня так, как смотрит на тебя. Прошло две недели, с тех пор как я…

— Ладно, — строго сказала Тацита и, вздохнув, принялась изучать черепок. Иногда было лучше играть в маленькие игры ее рабыни — тем скорее можно положить им конец.