Жизнь моя за песню продана

«Страшный и прекрасный танец. Узкое и розовое тело шарфа извивалось в ее руках. Она ломала ему хребет, судорожными пальцами сдавливала горло. Беспомощно и трагически свисала круглая шелковая голова ткани. Дункан кончила танец, распластав на ковре судорожно вытянувшийся труп своего прозрачного партнера. Есенин был ее повелителем, ее господином… И все-таки он был только партнером, похожим на тот кусок розовой материи, безвольный и трагический. Она танцевала. Она вела танец».

Мариенгоф, «Роман без вранья».

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастье,
Но нечаянно гибель нашел.

Есенин, из цикла «Москва кабацкая».

Встреча с Дункан и впрямь оказалась для Есенина гибельной. До романа с легендарной американкой, давно, после гибели детей, «злоупотреблявшей алкоголем», длительных запоев за ним не водилось. Да, он пил («заливая глаза вином»), но от случая к случаю, как «сто тысяч таких в России». Годы, проведенные в законном браке с мировой знаменитостью, превратили пагубную привычку в болезнь. Правда, в первые месяцы их романа, по требованию Дункан, в особняке на Пречистинке ничего, кроме шампанского, не держали; по горло занятая работой с детьми, Айседора сделалась домоседкой, и когда выпадали свободные от гостей дни, Есенин запойно работал, доводя до печати «Пугачева». Кстати, Айседора была первой, кому он подарил отдельное издание этой драматической поэмы, сделав такую дарственную: «За все, за все тебя благодарю я…». Но друзья одолевали, а где друзья, там и водка… И сплетни: ежели связался с богатой старухой, гони деньгу! Между тем с деньгами было не густо: ни за занятия с русскими детьми, ни за концерты Айседоре не платили, доллары и фунты, которые она привезла с собой, таяли, как вешний снег, а надо было еще подкармливать и детей, и обслуживающий школу персонал. А где водка и сплетни, там и скандалы… И тем не менее зиму скоротали почти в любви и согласии: поэт все еще очарован артистичностью экстравагантной иностранки.

А кроме того, Есенин, единственный из любивших Айседору знаменитых мужчин, неведомо каким образом сразу понял главное в ней: сумасшедшую, бешеную ее жизнь – жизнь, проданную за танец. Потому понял, что и сам был такой – «пропащий»: «Жизнь моя за песню продана».