Читаем Жизнь Мухаммеда полностью

По совету Абу Джахля Абу Лахаб решил воспользоваться отношением Мухаммеда к языческим предкам курайшитов и спровоцировал «дело об оскорблении чести хашимитов». В присутствии достаточного числа свидетелей Мухаммеду был задан вопрос, куда после воскресения попадет прославленный родоначальник хашимитов и дед самого пророка, нежно заботившийся о нем, Абд аль-Мутталиб – в рай или ад? Ответ Мухаммеда, строившего свою общину на основе веры, а не на принципах кровного родства, мог быть только один – в ад, и Мухаммед дал этот ответ не колеблясь.

Публичное оскорбление чести хашимитов совершилось, сторонники поддержки Мухаммеда смогли лишний раз убедиться, что пророк единого Бога узы крови не ставит ни во что; для него язычники-родственники ничем не отличаются от язычников-неродственников.

Абу Лахаб без труда убедил хашимитов исключить Мухаммеда из клана, о чем торжественно возвестили у стен Каабы.

Мухаммед стал хали, человеком вне клана. Любое оскорбление, нанесенное ему, не считалось отныне оскорблением всех хашимитов, за любой причиненный ему ущерб клан в целом был не обязан и не вправе мстить. Даже долг кровной мести не распространялся автоматически на всех хашимитов. Впрочем, с кровной местью дело обстояло не так просто – эта обязанность лежала в первую очередь на ближайших родственниках, так что, когда Мухаммед превратился в хали, покушаться на его жизнь все-таки не рекомендовалось.

В том-то и проявлялся кризис языческого общества в Мекке, что священные законы уже не почитали, как в древности, – принадлежность к сильному клану не обеспечивала полную защиту всех интересов человека, а исключение из клана не означало совершенную беззащитность.

Обращение курайшитов с Мухаммедом после смерти Абу Талиба стало неслыханным – рассказывают, что хулиганствующие подростки с полного одобрения взрослых на глазах у всех бросали в него грязью и уличной пылью, когда он решался выходить из дома, а во дворе его дома соседи-язычники устроили помойку, заваливая нечистотами место, отведенное им для молитв. «Никогда курайшиты не обращались так со мной, пока был жив Абу Талиб»: часто с горечью повторял Мухаммед.

Ему срочно нужно было искать нового сильного покровителя.

Дело ислама в Мекке было окончательно проиграно, и оставаться в ней не имело смысла. Сложность заключалась в том, что бежать Мухаммеду было некуда. Впрочем, «бежать» – не то слово, покидать Мекку в одиночку Мухаммед не намеревался. Этого хотели враги-курайшиты, а не он. Мухаммед искал, куда выселиться из Мекки вместе со всей общиной мусульман, в любом случае – с большей частью верующих. Около ста семей мог увлечь Мухаммед за собой. Сто семей – это примерно сотня мужчин, преданных исламу, сто возможных воинов – сила немалая и опасная.

Внедриться с такой силой в кочевое племя или какой-нибудь оазис было непросто, особенно если учесть, что Мухаммед искал не убежище для мирной жизни, а опорный пункт для дальнейшей борьбы.

Отвергнутый хашимитами, Мухаммед тотчас же покидает Мекку и тайно, в полном одиночестве отправляется в оазис Таиф, расположенный к востоку, примерно в двух днях пути. В свои планы он посвятил лишь ближайших друзей из числа мусульман.

Чем руководствовался Мухаммед, избрав Таиф, мы не знаем. Этот богатый и плодородный оазис, в котором многие курайшиты, и среди них дядя пророка Аббас, владели землями и домами, населяло племя сакифитов. Когда-то сакифиты держали в своих руках торговлю между Йеменом и берегами Персидского залива, но после войны Фиджар, в которой еще отроком участвовал и Мухаммед, вынуждены были признать главенство курайшитов.

В Таифе продолжала существовать влиятельная партия, враждебная курайшитам и лелеявшая мечту покончить с зависимостью от Мекки, вернуть утраченные доходы от выгодной торговли с Йеменом и Персией. Между ними и союзными курайшитам кланами отношения были натянутые, но до открытых стычек дело не доходило, и внешне в оазисе царил мир.

Скорее всего, на союз с враждебной курайшитам партией и рассчитывал Мухаммед, отправившись в Таиф. Никем не узнанный, достиг Мухаммед оазиса и укрылся в доме Абд Джалайла ибн Амра, человека влиятельного и богатого; с ним и его двумя братьями – Масудом и Хабибом – несколько дней вел Мухаммед тайные переговоры, убеждая их, по-видимому, принять ислам, Мухаммеда и общину мусульман.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное