Жизнь на фукса

- Расскажу я вам, граждане и гражданочки,- начинает, солнечно улыбаясь, Вдовенко,- как, к примеру, стояли мы в Шавлях и продавали еврейскому населению гранаты. Таак! Вхожу это я, стало быть, в лавочку, очень прилично - за прилавком против меня стоит, конечно, жид с рыжими пейсами, и я полностью ему рекомендуюсь: "Армии Вирголича вольнопер Вдовенко, конник по натуре!" Жид уже вздрагивает: "и что же вам угодно?" - Наклоняюсь я к самому его уху и говорю шепотом, что, мол, хочет вольнопер Вдовенко продать ему, Хацкелю, по дешевке драгоценнейшую для него вещь. Он, конечно, чует недоброе, но говорит: "и есть она у вас здесь?" - Как же, говорю, принес. Выхватываю тут из-за пояса пару гранат системы Зелинского и, как они с запальниками есть,- бросаю их жиду на прилавок и кричу цену в 50 лит! Но, смотрю я, где же мой Хацкель? Он забился себе в угол ни жив ни мертв и кричит из угла: "что вы, что вы, зачем мне эти вещи!" Как зачем, кричу, сволочь! Вольнопер Вдовенко тебе на защиту от погромов гранаты принес, а ты отказываешься защищаться! Плати наличными! А то взорвутся к чертовой матери! - "Ой, гевалт,- кричит,- убили!" Но тут, конечно, выходит его пленительная жидовочка - дочь. И я , как галантный кавалерист, объясняю ей, из-за чего у нас с папой такой шум стоит, и говорю, что если, мол, ваш папаша не хочет покупать на защиту эти прелестные предметы, то я готов предоставить их даже в безвозмездное пользование. Тут я щелкаю шпорами и приближаюсь к двери. Но она, конечно, бежит за мной, сует мне 50 лит, только просит, чтоб взял я мои гранаты системы Зелинского. Ну, я, конечно, делаю и эту любезность для пленительной жидовочки - затыкаю гранаты за пояс и малиновыми шпорами, настроенными на ми и ля, ухожу кавалерийской походочкой.

- А вы не врете, Вдовенко? - с тихим любопытством спрашивает Тер-Гукасов.

- Как перед вами стою, господин капитан!

- Да,- начинает новый рассказ Вдовенко,- вы вот говорите, что немка меня чересчур раскормила, как кота, потому, мол, я с ней и путаюсь. А дело тут вовсе не в кормежке. Немка моя - пупочка, где ты ее ни копни - белая, как чурочка. А вот недавно пришлось мне производить любовь с известной вам беженкой - так что же, отрекомендовался среди самого угара страсти. Она мне: "Колечка, куда же ты?" А я звяк шпорами и говорю - не могу с тобой, уж очень мы сладострастные. Так ни в чью и сыграли. И возвратился я к своей чистенькой пупочке-немочке. А вы говорите, Вдовенко кот и всякое такое прочее.

- Охальник вы, Вдовенко, и похабник,- гудит отец Николай.

- Вы батюшка, по сану своему судить не можете,- склабится Вдовенко солнцем и рассказывает третий рассказ, как был ординарцем князя Бермонда-Авалова и ездил с ним по Риге в коляске.

- И вот однажды, будучи человеком восточного типа, увидал Бермонд понравившуюся ему блондинку, на полном ходу останавливает коляску и говорит, выпрыгивая: "Мадам, садитесь и считайте себя в полной безопасности - я главнокомандующий западной армии, князь Бермонд-Авалов, и на днях иду в Петроград".

- Ох-ох-ох,- шумно вздыхает, подымаясь, отец Николай и уходит медленно в горы разметать рясой белую пыль. Беженский дом - как развороченное кладбище. И не будь праздника стрелков, я в пешочном путешествии по Гарцу не зашел бы в Вильдеман.

Праздник стрелков

Шютценфест - праздник стрелков - ведется с древних времен. С тех еще пор, когда в лесах Гарца не было ни шахт, ни каменоломен, а скакали по горам охоты князя Штольберга, графа Вернигероде и пестрыми гончими гнали ланей и коз. А псари трубили в рога - на узких горных дорогах собирая стаю.

Впрочем, жители Северного Гарца издавна были - вольными, в графских вассалах не состояли. Сами в одиночку охотились в лесах. И ежегодно каждое местечко выбирало себе "короля стрелков".

С рассвета маленький Вильдеман разукрасился бумажными лентами. У дверей домов повисли пестрые флаги. Пасторша в 6 часов утра чистила пастору сюртук и цилиндр. Хотя этим была занята не одна пасторша. Жены главных лиц городка учителя, рестораторов, членов магистрата, зажиточных граждан - в 6 часов утра занимались тем же, чтобы не задерживать мужей, когда они захотят встать. И чтоб минута в минуту смогли прийти они к самому старому ресторану "Тысячелетняя липа".

За ночь на вильдемановский широкий луг меж горами съехались странствующие акробаты, борцы, торговцы безделицей, клоуны, шутники. За ночь выросла на лугу веселая карусель с белыми, черными лебедями, желтыми зайцами, яблочными конями. А члены стрелкового общества (в Вильдемане 100 домов) расчистили на лугу тир с мертвыми и бегущими мишенями. Около тира стоят они, споря о кандидатах в "короли". Одни уверены, что обстреляет всех ловкий парикмахер Шульц. Другие стоят за каменотеса Янке, руки у него как высеченные из скалы, а глаза как подзорные трубы.