Жизнь на фукса

— Видите ли, полковник, волосы у вас отросли, но человек вы военный, и, если я вас буду стричь, я все время буду бояться, как бы не сделать вам польку слишком, так сказать, штатской — штрюцкой. А это бы не соответствовало вашему виду и чину.

— Вы совершенно правы, — сказал полковник, — вы не по профессии парикмахер?

— Нет.

— Тогда я прочту вам свои стихи — хотите?

— Стихи я очень люблю — обласкайте.

Полковник Кукушкин встал во фронт и прочел громко:

Подрисованные женщины нежнее
Кажутся при свете фонаря.
Я толпе в глаза взглянуть не смею
Без отчизны, бога и царя.

— Превосходно, господин полковник! — сказал я. — Я даже жалею, что не могу вас остричь.

— Понимаю-с, не сердит. В день творю по семи стихотворений, — и, звякнув шпорами, полковник вышел.

Медик Казанского университета повернулся на кровати, сказал мрачно и медленно: «спирохеты в стихи играют», и заснул.

«Гостиница Павлиньего озера»

Немцы любят «знаменитости». Если их нет, они их делают. И каждый немецкий город чем-нибудь да знаменит.

Городок Клаусталь знаменит, во-первых, — Горной академией. Улицами его ходят разноцветноголовые студенты. Шапочки красны, сини, зелены, голубы, а те, кто состоит в ферейне, блюдущем мужскую девственность до брака, — носят шапочки желтого цвета.

Знаменит Клаусталь, во-вторых, — государственными медными и серебряными рудниками. И в-третьих, Целлерфельдской кирхой, где Мартин Лютер говорил проповеди. И они хранятся там, писанные его рукой. Кто-то рассказывал, что в кирхе есть знаки чернильных пятен, ибо будто бы и тут Лютер швырял в навещавших его чертей чернильницами. Но это неверно. Чернильные пятна берегутся под стеклом совсем в другом месте Германии[27].

С 1919 года Клаусталь должен быть знаменит и в-четвертых. В этом году неизвестно откуда приехало в него 500 русских в острых папахах и полушубках. И широтой души и ласковостью рук пленили клаусталек.

Лагерь стоял в километре от города. Это был отель и назывался прекрасно: «Kurhaus zu dem Pfanenteich», что значит — «Гостиница Павлиньего озера».

«Гостиницу Павлиньего озера» за время войны пленные офицеры превратили в грязную казарму. В лучших двух комнатах живет старший в чине, начальник эшелона — гвардии полковник Клюкки фон Клюгенау. Здесь разглядел я его прекрасно. Это был русский рыжий немчик, с белесыми глазами и отвисшей розовой губкой. Вкруг него собралась — «parlez-vous francais» — голубая кровь. В комнатах ошую и одесную — армия всех чинов и рангов. На дворе же в бараках плебс — вартовых и хлеборобов. Там 12 марта поселились я, брат и четыре товарища.

Если относишься к людям, как к фактам, то жалеть иль грустить о них затруднительно. Сделали тебя таким, не переделывали — ну и живи.

Но, глядя на 500 невольных эмигрантов, мне все же становилось грустно. Если б немцев или англичан выбросили на чужбину, они, не имея представления о «царствии божьем», — в неделю б организовали «командитное товарищество».

Но — Расея — ах!!

Комендант лагеря Клаусталь был человек милый и любящий коньяк. Он никого не запирал. Расея с первого дня, в кожухах, кацавейках, валенках, сапогах, пошла по городу и окрестностям. Но в окрестностях изящных туристов поразило никчемное количество «пальцев», указующих путь: «Дорога в Альтенау» — «Дорога из Альтенау», «Дорога к ресторану Льва» — «Дорога из ресторана Льва», «Дорога в Сант-Андреасберг» — «Дорога из Сант-Андреасберга».

Трудно в Германии заблудиться. И много излишней пояснительности. Но «пальцы» почему-то привели гостей в состояние веселой ярости. И немецкие путники, привыкшие верить им, вскоре останавливались в полном недоумении. Они явно шли из Клаусталя, а «пальцы» говорили, что идут в Клаусталь. В отчаяньи путники донесли обо всем коменданту и возненавидели приехавших. Это были мужчины.

Немки. Но женщины ведь гораздо интернационалистичней мужчин. Их пленяло, что перед ними — странно одетые иностранцы. И они прощали им все. Не обращая внимания на перестановку «пальцев».

Обаянье русских мужчин доказала даже самая большая патриотка Клаусталя фрау Кноспе — содержательница лучшего ресторана в городе «Королевский двор». Тут виноват был — Алексей Жигулин.

Русская любовь

В воскресные дни к Павлиньему озеру в праздничных костюмах и с праздничной сигарой шли бюргеры с женами и детьми, шли девушки и подростки. Все тихо гуляли, тихо любуясь озером и воскресеньем.

Фрау Кноспе физиологически презирала тщедушных мужчин. Была очень толста. Но, несмотря на полноту, тоже шла в воскресенье к Павлиньему озеру.

Рост киевского купца Алексея Жигулина был — 2,87. Полн он не был, но костист — необычайно. «Крещенье киевлян». Это именно он — стоял в проруби Днепра. Хотя и Добрыню Никитича писать с Алексея Жигулина было можно. Серебряные, висячие усы. Светлые, выпученные глаза. И — трещавая октава голоса.

Трезв Алексей Жигулин — не бывал. Тогда он грустил. Когда же пил спирт море не достигало даже его колена.