Жизнь на гранях миров

Потом она сама, не позволяя другим сёстрам, поможет ему снять халат и, сказав несколько ничего не значащих слов, станет смотреть, как он уходит по коридору. То, что только что объединяло их, вдруг исчезает, и он становится далёким, почти чужим. Конечно, они ещё не раз встретятся в проходах больницы, но вот этой общности, этой тайны «мы – вместе» уже не будет. До следующей операции…

И вдруг… Что-то изменилось в привычном ходе дня, потому что сегодня он не спешит исчезать, а опять смотрит этим своим особенным взглядом, будто хочет сказать нечто важное, и, наконец, говорит:

– Зайди ко мне чуть позже, в ординаторскую. Найдешь минуту?

– Конечно, Игорь Анатольевич.

– Отлично! – и убегает.

Но свободная минута в хирургическом отделении – это несбыточная мечта! Свету зовут то туда, то сюда, и лишь ближе к обеду она находит момент передышки. Тихо стучится в дверь ординаторской. Его нет: занят по горло. Проходит по отделению, спрашивает у сестёр. Наконец, находит его разговаривающим с одним из врачей, он видит её, кивает издалека: не сейчас. Она улыбается: понимаю. И так – до вечера.

На улице темно: поздняя осень, прохладно, но запах от тополей, растущих вокруг больницы, – обворожительный. Света выходит, несколько секунд стоит, поправляя пальто, и собирается повернуть к остановке, как вдруг видит Игоря. Радуется, потому что там, в отделении, так и не смогли поговорить. Он стоит у машины, подняв воротник, и смотрит прямо на неё:

– Света, садись, нам по пути.

«Впервые такое! Он даже не знает, где я живу!» Но поспешно подходит и садится в машину.

– Спасибо, Игорь Анатольевич! Я искала вас…

– Да, знаю. Мы с тобой – как два корабля в бушующем море, – он смеётся, бросает на неё ласковый взгляд и поворачивает ключ зажигания. Аккуратно, не торопясь, выезжает со стоянки.

Они медленно движутся в потоке машин, и Света видит его глаза: внимательные, тёмные. Она переводит дыхание и незаметно, с нежностью оглядывает всю его фигуру. Игорь красив красотой взрослого, зрелого человека. Подтянутый, стройный, движения чёткие, и ощущение, будто сосредоточен, словно куда-то стремится. Никакой вялости, весь свобода и собранность. Смелые широкие брови, чёрные волосы коротко острижены, но видно, что густы и совершенно не схвачены сединой. Морщинки собрались лишь у глаз, но они не портят лица, напротив, придают ему мягкость и сдержанное очарование.

«Кто сказал, что ему – сорок восемь? – думает Света. – И почему это лицо кажется мне самым красивым в мире?» Минуты текут, она сладостно отдаётся волнам радости от его присутствия, от неожиданной и тем более восхитительной близости. Нежность захлёстывает сердце, она так ощутима, что кажется: всё вокруг пропитано ею. Света слегка смежает ресницы: не выдать бы тайну! – а сама слышит, как в глубине рождается детское, несбыточное: «пусть эта дорога никогда не кончается!»

– Ты улыбаешься? – вдруг спрашивает он.

Она замирает: «как он заметил?»

– Давай поедим где-нибудь. Мне так и не пришлось: забегался.

– Конечно.

В городе тесно, Игорь всматривается в освещённые окна кафе, но везде суетно, и они понимают, что это – не то. Оба устали, хочется тишины. А потому она не удивляется, когда он, наконец, говорит обречённо:

– Придется самому готовить ужин! Поможешь?

Света смеётся:

– Помогу, я картошку чистить умею.

– И всё?!

Они сворачивают на тихие улицы и, немного покружив, подъезжают к его дому. Это частный квартал, здесь мирно и очень красиво. Деревья трепещут, тонкая листва светится в лучах фонарей.

– Как в деревне! – говорит Светлана с затаённым восторгом, выходит и прислушивается к аромату ветра.

Игорь берет её за руку:

– Идём, здесь темно.

У дверей разбрасывает ногой влажные листья.

– У меня холодно, сейчас включу отопление.

Он входит первым, комната освещается, и Светлана с изумлением видит строгий, аскетический порядок. Здесь нет лишних вещей, мягких подушек на диване, нет картин и салфеток: всё сурово, чисто и точно. Ей становится не по себе, как-то слегка прохладно, но в эту минуту Игорь ловит её взгляд и с улыбкой поясняет:

– Знаю: как в казарме. Это потому, что времени нет убирать. Дом от деда достался, и однажды, когда я делал ремонт, вдруг понял, как мне мешают вещи. Взял большие коробки и просто всё выбросил.

Он прошёл в кухню.

– И ты знаешь, сразу стало легко. Все эти пустые штучки на столах и шкафах забирали внимание, а переставлять их, когда убираешь, вообще сущая мука. Ты не находишь?

Она улыбнулась:

– Да, когда убираем, то больше времени тратим на то, чтобы подвинуть, переставить, переложить…

– Вот-вот!

Он уже доставал картофель, ставил сковороду.

Они готовили ужин и тихо смеялись, и говорили, и чем-то делились. Она понимала, что нравится ему, но сможет ли он сказать это вслух? Или так и закончится этот чудесный вечер, и окажется лишь, что разговор – только о деле, что-то незначащее, не относящееся к ним самим?

Наконец, выпит чай, посуда убрана, он берёт её за руку и сажает напротив. Лицо становится строгим, почти суровым. Внимательно смотрит в глаза:

– Трудно начать.