Жизнь на грешной земле (сборник)

Изнасилованная Заморой девушка, как и в прошлый раз, с испуганным вскриком вжалась в угол, а старик попятился к лежанке, где лежал охотничий нож в кожаном чехле.

Заведя руки за спину, старик нашарил нож. Затем выдернул его из чехла, качнулся к Керкуну. Девушка в ужасе закричала. Но молодой казак без труда перехватил руку старика.

— Это ты, папаша, напрасно, — сказал Керкун, вывернул нож, бросил обратно на лежанку. — Я ведь в гости пришел…

Нур-Саид и его внучка молчали, ничего не понимая.

— Как звать-то тебя? — спросил Керкун у девушки Вместо ответа она еще дальше вжалась в угол.

— Анным ее имя, — сказал старик.

— Анна, значит… Я, Анна подарок тебе принес… — И Савка вынул из-за пазухи цветастый донской платок Подошел к девушке и накинул платок на плечи совсем онемевшей остячки.

Старик, тоже ничего не понимая, осел на лежанку.

Зима. Вереница саней-розвальней летит по заснеженной лесной дороге… Вылетает на белую равнину замерзшего озера.

— Озеро Абалак, — говорит Игичей. — Рыбы тут мно-ого… Только шибко глядеть вокруг надо. Люди Кучума, однако, близко.

— Дозорных поставим, — ответил Богдан Брязга. — Выгружай сети, братцы. Рыбка — она не лишняя будет в казачьем котле.

— Что башку долго ломать?! — возбужденно вскричал Иван Кольцо. — Сибирью править по-донскому надо. Казацкое царство тут установить! Со своим стягом.

— А на гербу будет кистень и лапоть? — съязвил Пан.

— Ну, хоть бы, — чуть осекся Кольцо.

— И люди к нам побегу-ут! А там и царю-батюшке зубы покажем!

— Остынь. Зубы… — проговорил Ермак. — Может, царю лучше бы спину показать?

— Это кланяться, что ли, ему? — спросил молчаливый Яков Михайлов.

— Ага, чтоб сподручнее ему голову Кольцу наконец-то срубить, — проговорил Мещеряк.

Грянул незлой хохот.

В просторной комнате снова собрались все сподвижники Ермака, кроме Брязги. Тут же и Заворихин, сам атаман в домашней одежде сидел у окна. Встал, прошелся по комнате.

— Тут, братья, все по уму рассудить надо. Мы Кучума не одолели, только из Кашлыка выгнали. Нас — горстка, а Сибирь необъятная, неизведанная. И потонем, сгинем мы в ней, коли…

Установилось напряженное молчание.

— Ну? — воскликнул Никита Пан.

— …коли помощи не попросим… у царя.

— У царя?! — в бешенстве воскликнул Заворихин, метнулся со своего места. — Образумьтесь! Вспомните, кто вас сюда снаряжал, кому, значит, служите?!

— Ну-к, охолонь! — грозно вскрикнул Ермак. Заворихин испуганно примолк. — Снова затянул свое. Твои Строгановы уж небось похоронили нас давно… Есть Строгановы, а есть Русь многострадальная, из которой твои Строгановы все соки высосать готовы, а теперь к Сибири лапы свои мохнатые протягивают… В общем, братья, я тут один ничего решить не в силах и не вправе. Давайте сообща думать, как дале быть.

Распахнулась дверь под ударом караульного казака.

— Беда-а! Скорее! — и казак скрылся.

Все ринулись за ним. У крыльца стояла запаренная лошадь, а в розвальнях лежал казак с рассеченной головой.

— Беда, — прохрипел он, когда атаманы и есаулы скатились по крыльцу. — Всех рыбаков на Абалаке Маметкул побил…

…По заснеженной лесной дороге стремительно несется вереница розвальней, набитых казаками, следом — сотни всадников…

…Ермак выскочил на пригорок, остановил взмыленного коня. Возле него оказались Кольцо, Черкас Александров, Савва Болдыря, Никита Пан.

На расстилающемся впереди ледяном поле чернели тела убитых казаков.

Чуть дальше над лесом поднимались дымы…

— Слава богу, Маметкул еще здесь!

Маметкул в походной юрте справлял победный той. За уставленным яствами бухарским ковром сидело человек восемь.

— За первую нашу победу, славные батыры! — сказал Маметкул, приподнимая пиалу.

Вбежал телохранитель, прокричал, забыв о всяком почтении:

— Русь!

Маметкул бросил пиалу на бухарский ковер, вскочил…

Изрубленные, окровавленные тела казаков валялись на заснеженном льду. Ермак вел пешую сотню, вооруженную пищалями, копьями и саблами, мимо окоченевших трупов. Следом тащилась вереница пустых розвальней. Всадников не было видно.

Богдан Брязга и мертвый не выпустил сабли. Он лежал в луже крови без шлема, окровавленные волосы примерзли ко льду.

Ермак остановился возле него.

— Прощай, Богданушка.

Лежавший рядом окровавленный человек шевельнулся.

— Игичей?!

— Я… Они напали на нас… как лесные звери.

— Атаман, татары! — вскричал Керкун.

От берега с воем и свистом неслась конная лавина, сверкали на солнце кривые сабли.

Ермак наклонился, вынул саблю из окостеневшей руки Богдана.

— Сани — в круг. Пищальники — стать полукругом!

Казаки, прикрывшись санями, образовали большой полукруг в два ряда.

— Це-елься! — скомандовал Ермак. — Огонь!

Грянул залп. Несколько лошадей упало, ряды татарских конников смешались было, но тут же выправились, отхлынув. Дождем полетели стрелы.

Пищальники передали ружья для зарядки в задний ряд, получив взамен заряженные.

— Заряжать не мешкая. Огонь!

Совсем было смешались и дрогнули татарские конники, но вперед вырвался Маметкул.

— Ар-ра! Ар-ра-а! — взревел он, воодушевляя всадников.

Времен на перезарядку пищалей уже не было.

— Сомкнуться тесней в круг! Копья вперед! — скомандовал Ермак.