Жизнь на излом. Ранение навылет (СИ)

— И то правда, Матвеюшка. Пусть сидит. Кира, посиди здесь, ничего там интересного нет. Закопают и все. Букет мы от тебя положим сами, ну а Глебу слова поддержки потом сама скажешь, на поминках. Сиди…

Чувствуя, как голова тяжелеет с каждой минутой, Кира согласно кивнула. Пробормотала извинения, но старушка и слушать не стала. Улыбнувшись, махнула рукой и ушла, оставив Киру в машине.

Самочувствие было ужасным, снова знобило и ломило все тело. Кира прикрыла глаза и сразу задремала. И хотя прошел еще час, ей показалось, что соседка с дочерью вернулись практически сразу. Очнулась Кира от приглушенных голосов, прохладной руки Людмилы, ощупывающей её лоб.

— Матвей, заводи машину, поехали к нам. Она горит вся, нужно укол поставить и уложить ее в постель, — услышала Кира уверенный голос женщины. Хотелось сказать, что она поедет домой, но из горла вырвался только хрип.

— Сейчас, девочка, потерпи. Что же ты в таком состоянии приехала, ведь температура под сорок!

Люда бранилась по доброму, села рядом с Кирой на заднее сиденье, смочила платок, аккуратно протерла ей лицо, напоила девушку водой.

Она хорошо помнила бывшую невесту Глеба, видела их несколько раз вместе во дворе, а потом и приходила эта Кира к Вере Николаевне. Только Людмила сама же и не пустила девчонку к женщине, пожалела больное сердце старухи. Уж сколько раз ей, медсестре, приходилось бегать к соседке, откачивать ту от сердечных приступов. И встреча Веры Николаевны и этой девушки точно не закончилась бы ничем хорошим.

Возможно, она поступила тогда неправильно, но кто же теперь знает, как было лучше. Время рассудит, и если девочка приехала на похороны, значит не так уж она виновата, как им тогда казалось со стороны.

53

Кира очнулась в чужой квартире. Она конечно помнила, что они с Людмилой и Марьей Ивановной выходили из машины возле дома Глеба, помнила, как Людмила делала ей укол и поила какой-то микстурой. А потом провалилась в тяжелый сон, где куда-то бежала, плакала, падала в грязь, вставала и снова бежала.

Проснулась в холодном поту, но ощущала себя намного легче.

— Ну, слава богу, а то я уже хотела скорую вызывать! Напугала ты меня, красавица! — Людмила встала с кресла, стоящего у самого окна, и подошла к Кире. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, лучше, — просипела Кира и осмотрелась в поисках стакана с водой. Он стоял на тумбочке, и Людмила, опережая гостью, заботливо подала его Кире в руки. — Который сейчас час? Сколько я проспала?

— Шестой час, почти вечер. Ты проспала чуть больше двух часов. Температура держалась очень долго. После такого сильного укола, удивительно… Реакция на стресс?

— Да, скорее всего. До известия о Вере Николаевне все хорошо было. Поминки уже закончились?

— Все уже практически поели, все кто был на кладбище, да и соседи еще кое-кто приходил. Я ушла, там человека три оставалось. А так мама моя да Шура хозяйничали.

— Спасибо. Отвлекла я вас.

— Да, ничего страшного. Давай, переоденешься? У меня тут вещи есть, от дочери остались. Она в начале лета приезжала, да оставила. Вы вроде бы одного телосложения. Нинка моя тоже худая, как цапля.

— Мама моя говорит, что не в коня корм.

— Я своей тоже так говорю. Вот, держи, футболка, джинсы. Носочки вот чистые.

— Спасибо большое, Людмила. Я верну.

Люда, оставив вещи, вышла из комнаты, пока Кира переодевалась. А минут через пять заглянула снова, побеспокоилась:

— Ну ты как, нормально? Держишься? На помин пойдешь, или сразу такси вызовем?

— Нет, я схожу. Можно пакет, я одежду положу?

— Да, я уже принесла, вот держи. Пакет оставь, потом поднимешься. Тебя проводить?

— Нет сама, правда. Мне лучше.

— Хорошо, я дома. Дверь открыта, если что, сразу заходи, без звонка.

Кира кивнула и улыбнулась Людмиле. С ней было легко, несмотря на то что та была намного старше и, возможно, годилась ей в матери.

Голова немного кружилась, и Кира, держась за стенку, осторожно спустилась на этаж ниже. Дверь в квартиру Маковецких, как и положено, была открыта настежь. Зеркала, по старому обычаю, занавешены.

Кира заглянула в пустой зал — все уже разошлись, и только по накрытым столам и фотографии с черной атласной лентой на рамке можно было понять, что все это ей не снится.

Услышав звон, Кира прошла на кухню. В нерешительности остановилась в проходе — у плиты стояла какая-то женщина. В темном длинном платье и в черном платке, поникшие плечи — не сразу Кира признала в ней Шурку, оттого удивленно окликнула:

— Шура?

Шурка замерла. Как-то сгорбилась и резко отбросила половник. Обернулась, опалила Киру ненавидящим взглядом, прошипела:

— Ты?!

Кира оторопела, но не успела и слова сказать, как Шурка ткнула в ее сторону пальцем и снова заговорила:

— Как ты посмела сюда заявиться? Тебя кто вообще звал?

— Шура, о чем ты? Я пришла попрощаться с Верой Николаевной…

— Попрощалась? Что-то я тебя не видела у ее могилы, да и за столом ты со всеми не сидела. Что ты ходишь! Вынюхиваешь! — Шурка подскочила ближе, обдав парами испитого алкоголя и сверкая безумными глазами: — Глеба караулишь, дрянь?

— Шура, прекрати!