Только в тот момент я поняла, что уже несколько минут вежливо улыбаюсь безмозглому сыночку олигарха, из-за которого меня избили всего несколько недель назад. Как я могла сразу его не узнать?! Эти блеклые глазки, эта сальная кожа и перхоть на плечах – не так-то часто встретишь такой экземпляр. Я грубо выдернула руку:
– Мне пора.
– Постойте, я и правда виноват! – Он пошел рядом со мной, подстраиваясь под мой шаг. – Где ваша гримерка?
– А зачем вам знать? Хотите устроить потасовку? Где же ваши телохранители?
– Ну зачем вы так? – Он запустил руку во внутренний карман своего коричневого замшевого пиджака и извлек оттуда толстую пачку долларов. – Во сколько вы оцениваете моральный ущерб?
– В пятнадцать тысяч долларов, – серьезно ответила я.
– Нет проблем, – улыбнулся он, – сейчас дам. Только у меня к вам еще одно деликатное дело…
– Ты что, серьезно? Я же пошутила, придурок! Отстань от меня.
– Я просто хотел попросить телефон вашей подруги… Наташи…
– Что, понравилась?
– Еще бы! – просветлел он.
– Что же ты тогда так с ней поступил?
– Пьяный был, – развел руками дебил. – О, кажется, это она!
Я вскинула голову – по коридору и правда шла Наташка. Она была одета в длинное черное платье – хорошенькая, как картинка!
– Вали отсюда, – сквозь зубы велела я ему, – если посмеешь к ней приблизиться, охрану позову.
Но он меня уже не слушал. Он устремился вперед, держа на вытянутых руках корзину с орхидеями. Я решила не вмешиваться (один раз вмешалась уже, и что из этого вышло?!), но проконтролировать процесс принесения извинений со стороны. Мне не было слышно, о чем Наташка говорит с ним. Но цветы она приняла, да еще и с застенчивой улыбкой. Я досадливо поморщилась – легкомысленная девчонка всегда была падка на дорогие подарки! И откуда в ней такая пугающая практичность, в шестнадцать-то лет! Впрочем, кризис, кажется, миновал, и я решила, что Натка способна разобраться с этим идиотом и без моего участия.
К каким последствиям привела эта встреча, я узнала только через несколько недель, в Новый год.
Тем временем наступил момент, когда ведущий вечера – известный стареющий актер, сияющий загорелой веснушчатой лысиной, фальшивыми часами «Ролекс» и искусственными, чересчур белыми зубами, – объявил:
– А сейчас на нашей сцене начинающий исполнитель, молодой талант! Может быть, кому-то его творчество покажется шокирующим. Но это, наверное, и есть романтика нового поколения! Итак, приветствуем Вилли Федоркина! И его танцевальный ансамбль! Вилли исполнит песню… мммм… Даже не знаю, как сказать…. В общем, «Первый аборт»!
Вилли уверенно вышел на сцену, хотя по сценарию первыми должны были появиться мы с Наташкой. Нам ничего не оставалось, как послушно семенить за ним. Публика, приготовившаяся осчастливить нас вежливыми аплодисментами, ахнула. По залу гулким эхом прошелестел смешок. Наверное, со стороны мы были похожи на французов, позорно покидающих Россию после разгрома двенадцатого года. Себя-то я не видела, но у Вилли и Натки был вид самый что ни на есть дурацкий. Подрисованные синяки Наташку старили. А Вилли они, как ни странно, придали более мужественный вид. Да еще эти лохмотья…
– Вообще-то ведущий ошибся немного, – сказал Вилли в микрофон. Голос у него немного дрожал и периодически срывался на фальцет. – Меня зовут не Вилли, а Виктор. Виктор Федоркин. А моя песня называется не «Первый аборт», а «Первый снег».
Теперь публика не просто посмеивалась в ладошку, а вела себя так, словно на сцене появился не малоизвестный Вилли Федоркин, а как минимум Максим Галкин с новой пантомимой. Пусть мне было и грустно, и стыдно, но все же я могла понять этих надрывающихся от хохота людей. Съемка концерта – мероприятие довольно утомительное. Не всегда ведущему удается произнести текст с первого раза. К тому же мы выступали во втором отделении. Зрители устали. А тут такой подарок. На сцене появляются три нелепо одетых урода, и один из этих чудиков срывающимся голосом несет какую-то чепуху.
Фонограмма пошла, Виктор уже проблеял первый куплет, а народ все никак не мог успокоиться. Причем народный смех был гораздо громче, чем фонограмма Федоркина. Мы с Наташкой старательно танцевали, при этом чувствуя себя не девушками из кордебалета, а участницами шоу Славы Полунина. Какого черта они ржут?! И когда наконец отсмеются – фонограмма-то идет, и она не бесконечная!
Наконец люди немного успокоились и приготовились внимать пению Федоркина. Но – вот незадача – именно в этот момент песня и закончилась! «Первый аборт» (простите, «Первый снег», долго еще я не могла привыкнуть к новому названию) была самой эффектной, но в то же время и самой короткой песней Вилли.
– Спасибо за внимание, – только и успел сказать Вилли перед новым взрывом общественного хохота.
На сцену вышел ведущий – он вытирал бумажным платочком глаза.
– Это был… Ох, держите меня… – Он согнулся пополам, субтильные плечи старика сотрясались от хохота. – Это был Вилли… То есть Виктор – ха-ха – Федоркин и его…. Гыыы…. кордебалет!
Вот так все и закончилось. Триумф обернулся полным провалом.