Жизнь на общем языке

– В следующий раз поедим, – оптимистично предположил Матвей и спросил: – Как у тебя с графиком?

– Посмотрю, сообщу, – выбравшись из постели и торопливо одеваясь, пообещала Клавдия.

– Я тебя отвезу, – поднялся и Матвей.

– Нет-нет, на метро быстрей и надежней, – отказалась она.

– Тогда до метро довезу.

Быстро собрались-оделись, спустились вниз. Повезло, что вчера Ладожский не стал загонять машину в гараж, оставив ее у дома на свободном парковочном месте, настолько они спешили быстрей оказаться в квартире, что не до гаража им было определенно.

Доехали за пять минут до метро и простились торопливо-скомканно, успев лишь страстно и продленно поцеловаться перед ступеньками на станцию, ну и все.

И «закрутилась-завертелась голова-головушка» у обоих в карусельной гонке по делам и событиям следующих десяти дней. И хоть были они поспокойней, чем предыдущая декада, что у Клавы, что у Матвея, выровнялись и нормализовались графики после поездки, и уже выпадали свободные вечера и даже нормальные, полноценные выходные и у нее, и у него, но отчего-то так получалось, что, когда был свободен Ладожский, Клавдия оказывалась плотно занятой, и наоборот.

А на десятый день, после их короткого «недосвидания», как назвал их встречу Матвей, он позвонил Клавдии и уведомил о том, что завтра утром уезжает.

– Куда? – опешила от такой новости Клава, сразу же ужасно расстроившись и отчего-то насторожившись, как перед бедой.

– Ну-у-у… – протянул он, – к коллегам твоего Василия.

– Туда, что ли? – опечалилась пуще прежнего, разволновавшись всерьез, Клава.

– Что-то вроде, – неопределенно протянул Ладожский.

– А когда вернешься?

– Не знаю, Клавочка, – честно признался он, – тут планировать невозможно. По задачам, что мы себе поставили, недели через две, а как на самом деле получится…

– Во сколько вы выезжаете? – приняв решение, спросила она и расширила свой вопрос: – И откуда?

– Ты с какой целью интересуешься? – усмехнулся Матвей.

– Хочу проводить, – не спросила, а уведомила его о своем решении Клавдия.

– Мы рано выезжаем… – засомневался в правильности ее порыва Матвей и улыбнулся, она чувствовала, что улыбнулся: – Ты же соня, тебе трудно так рано подниматься.

– Потерплю, ну стану ненавидеть свой будильник еще немного больше, чем прежде, ему не привыкать, – не отказалась от своей затеи она.

– Ну ладно, – не стал отговаривать Матвей, признавшись: – Мне будет приятно.

Они договорились о времени и месте завтрашней встречи и попрощались. А Клава почувствовала, как ее охватывает какая-то тошная серая тоска и сопутствовавшее той щемящее, неприятное чувство: будто маяло что-то в душе, изводило непонятно почему. Ничего ведь ужасного не происходит, не воевать же Матвей отправляется, всего лишь по производственной надобности. Ну и, казалось бы, чего дребезжать-то? Или она не из-за его отъезда разволновалась, а потому, что давно с ним не виделась и расстроилась, что теперь совсем неизвестно, когда получится увидеться?

Да что за печки ваши лавочки?! Почему такая невезуха-то?

Почему они толком, нормально не могут встретиться, провести замечательно время, никуда не торопясь, размеренно смакуя каждую минутку, которую находятся вместе? Ну… елки ж вашу метель!

Ладно, уговаривала себя Клава, ничего. Вот он вернется – и устроят они настоящее свидание на целые сутки, а то и на двое, ради этого она готова даже дополнительный выходной взять – бог с ним, потом отработает!

И, настроив себя на правильный лад, замечательно поспав всю ночь, Клавдия подскочила по будильнику ранним утром, наверное, впервые со дня его покупки и водружения на тумбочку у изголовья кровати не высказав замолчавшему звенящему хронометру свои неприятные пожелания.

Вынырнув из станции метро, конечной на этой ветке, где они договорились встретиться с Матвеем, Клавдия передернула плечами, зябко поежившись, слишком резко попав из теплого нутра подземки в холодную зыбкую слякоть гадкой погоды последних октябрьских деньков, продуваемых промозглым ветром, с мелким, как взвесь, не то дождем, не то туманом.

И практически сразу увидела Матвея, ждавшего ее недалеко от выхода. Махнув рукой, он поспешил ей навстречу.

– Привет! – Очутившись в его объятиях, Клавдия прижалась к нему и втянула в себя, вдохнула его запах и тонкий, еле уловимый, очень мужской аромат его одеколона.

– Привет, – особым, проникновенно-нежным тоном поздоровался он в ответ и спросил заботливо: – Озябла?

– Да, как-то холодновато.

– Давай зайдем за дверь метро, там тепло.

– Давай, – согласилась Клава.

Зашли, но спускаться по лестнице на станцию не стали, остановились в уголке у самого входа за дверьми, где гнала теплый воздух система обдува.

– Так ты «за ленточку» едешь? – спросила о самом главном, что больше всего ее пугало, Клавдия, с тревогой разглядывая выражение его лица.