Жизнь на старой римской дороге

— Будешь идти через Иерусалим, остановись у Акопова колодца, там Христос наш встретился с самаритянкой, и над тем колодцем за меня поставь свечку.

— Поставлю, и не одну, хаджи-эфенди, будь уверен.

И Али зашагал в Мекку.

* * *

Прошло два года. Али как в воду канул.

— Наверное, остался в каком-нибудь городе, на твои денежки открыл магазин, сколотил капитал и живет себе припеваючи, — говорили отцу.

Отец был непоколебим:

— Али вернется в конце концов, вот увидите.

Как-то из Мекки возвратились в наш город паломники. Отец пошел повидаться с ними.

— Я его встречал в Иерусалиме, — сказал один из них, — он еще не скоро будет, пешком ведь добирается.

Исламские паломники рассказывали о необыкновенном религиозном рвении, о мученичестве Али. Этой жертвой он должен был смыть свой «позор», всю «грязь» своего социального происхождения.

* * *

Через три года, в один прекрасный день, вдруг по всему городу расклеили яфты[34], извещающие о том, что возвращается из Мекки Али, босой, обессиленный и что долг каждого мусульманина встретить его и расспросить о рае, обещанном мусульманам.

Али, согласно молве, возвращался облагодетельствованный пророком. Великой этой милости удостоился он за то, что паломничество свое в Мекку совершил пешком, погружая босые ноги в раскаленный песок Аравийской пустыни.

Мусульманское население города, еще до возвращения Али, пожаловало ему титул — бей.

Каждый мусульманин готовился встретить Али-бея подарками.

Лето. В воздухе колышется полуденный зной, жестокое, безучастное ко всему живому солнце сжигает пшеничные поля. Толпа людей запрудила широкую пыльную дорогу.

Яркие восточные ковры, которыми устланы все дороги на протяжении двух-трех верст, посерели от пыли.

Вдали возникает точка. Постепенно увеличиваясь, превращается в человеческую фигуру. Это Али. На нем длиннополая зеленая аба, голова тоже в зеленой повязке, в руке — длинный сучковатый посох, грудь обнажена, обнажено и мужское достоинство его, на котором, милостью пророка, печать хаджи — та самая благодать, которой удостоился он за свое паломничество.

Народ обступил его. Слышно только прерывистое дыхание тысяч людей — каждый стремится как можно скорее приложиться к освященному пророком символу мужественности Али, прикоснуться к лохмотьям его и посоху, поднести или назвать ему свой дар: кто коня дарил босоногому избраннику пророка, кто часть своих поместий, кто целый магазин. Груды подношений — шелка, серебро, золото, мебель, ковры, скатерти, постели, кровати, одежда — наконец погружены на фаэтоны, и Али, сопровождаемый народом, запыленный, усталый, направляется в город.

На крышах толпы зевак, к зарешеченным окнам прильнули любопытные женщины.

Али безмолвен. Ступает медленно: изнеможен. Пыль и пот проложили борозды на лбу его.

Добравшись до городской мечети, он опускается на колени, целует истоптанный мраморный порог, молится, повернувшись лицом к югу, заходит в мечеть.

Потом его провожают в отведенный для него дворец, и там он просит дать ему отдохнуть.

В полночь Али присылает за моим отцом слугу.

Не успевает отец войти к Али, как тот вскакивает, бросается навстречу и обнимает его.

— Хаджи-эфенди, ты помог мне, и я сдержал свое слово. Теперь все знают, чего я стою.

Расставаясь с отцом, Али хочет вернуть ему деньги. Отец отказывается их принимать.

— Я во спасение своей души дал тебе денег.

Али заверяет отца, что при случае он ценою жизни поможет ему в трудный час.

Отец благодарит его.

* * *

Спустя месяц Али-бей открыл бакалейный магазин, в котором не было ни мер, ни весов, потому что он ничего не мерил и не взвешивал.

Али-бей восседал в своем магазине, обложенный шелковыми, парчовыми и атласными подушками, в зеленой абе, с аршинным мундштуком во рту и с зеленой повязкой на голове.

Увидит за витриной богача, пригласит войти:

— Что послать тебе домой?

Богач попросит послать что-нибудь из имеющегося в магазине товара и оставит на шелковой подушке несколько золотых.

Али-бей жил в невиданной роскоши, широко и привольно, пользуясь всеми благами мира.

Одну за другой взял он в жены восемь двенадцатилетних девушек.

Он хотел протянуть руку помощи своим бывшим друзьям, сбежавшим в горы после столкновений с полицией и убийств, обещал деньги, дом, магазин и свое покровительство. Но разбойники не захотели возвращаться в город.

Поднялся как-то переполох в городе. Али дал пощечину полицейскому, слывшему бешеным: полицейский избивал какого-то кюльхан бея. Сперва Али решил было пройти мимо, но крики кюльхан бея заставили его повернуть обратно и дать полицейскому затрещину.

— За кюльхан бея заступается, — шушукались по углам, не осмеливаясь выступить против избранника пророка.

Трижды в день князья зольных куч собирались перед домом Али-бея. Али садился у окна так, чтобы его не видели, и наблюдал, как слуги его раздавали им хлеб. «Князья» толкались, цапались из-за лишнего куска, вытеснили слабых. Слабых Али потом звал в дом, и каждый получал свою долю хлеба.

Как-то раз Али сказал моему отцу:

— Так хочется иногда зарыться в золу.