Жизнь начинается сегодня

— Есть, Влас Егорыч, есть, друг почтенный, понимающие и умнеющие люди, которые зря не сидят. Не век вся ета волынка тянуться будет! Народ, глянь, до чего довели, до чего скрутили! Терпежу совсем не стало. Рабочий народ оглоушили, — понимать ето надо: рабочий народ!

Власу припомнилась постройка, общежитие, рабочие. Влас подпер голову рукою и перебил собеседника:

— Про рабочего ты, Никанор Степаныч, мнение свое оставь. Рабочему ныне везде полный ход!

— Ну, оставлю городских! — спохватился Некипелов. — Пущай, скажем, городские рабочие без притеснения. А наш брат, хрестьянин, хлебопашец и кормилец родине, об ем как теперь понимать надо? В принижении и прямо в кабале!

— Хрестьянам которым туго... — словно прислушиваясь к самому себе, сказал Влас, и убрав руку, вздохнул.

— Страшенное дело, как туго! Дальше некуда итти! — Некипелов внезапно примолк и взглянул на опорожненную бутылку:

— А как ежели еще одну раздавить? Для приятной устречи?!

— Не стоит! — замотал головой Влас. — Завтра мне на работу.

— А к чему тебе на работе раззоряться? Ни к чему! Кабы для себя!

— Наблюдают. Требовают, чтоб работа настоящая была. К тому же самому совестно лодырить...

— Какая там совесть! Ету работу бы к чорту!

Некипелов снова прислушался к шуму за перегородкой.

— К чорту! — повторил он решительно. — Кои поумнее, так те не токмо что силы свои в работе етой кладут, а даже обратно.

— Как это? — удивился Влас.

— Очень просто. Скажем, строют там завод али здание огромадное. Строют, быдто все как есть ладно, а подошло к концу — дело на порчу выходит. Понял?

— Не шибко.

— Не шибко? Ну, ежли тебя с умными людьми стакнуть, ты живо поймешь!

Пьяный за перегородкой вдруг взъярился и неистово закричал:

— Православные! Язви вас в душу! Да кагды жа мне ответ достоверный дадите — есть он всамделе бог-то?.. Кагды жа?!

Некипелов насторожился, взгреб бороду в кулак и зло прошипел:

— Вишь, душу замутили у человека верующего! Всюю веру испохабили!

Влас тоже прислушался к пьяному бушеванию.

— Залил глотку-то, вот и дерет! — ответил он Некипелову. — Кака тут душа? Вино это в ем кипит... вот и мне с непривычки вдарило в голову. Напрасно я, Никанор Степаныч, спортил себя. Не примат у меня сердце хмельного. Не примат!

Он встал, намереваясь выйти из-за стола. Некипелов схватил его за рукав.

— Постой! Чего торопишься? Я тебе об настоящем деле разговор поведу...

— Об деле?

— Об настоящем, друг почтенный... Сведу я тебя, ежели хошь, с людьми настоящими. Которы понимают и всякое способие сделать могут. Сведу тебя...

— Какие ж это такие люди? — заинтересовался Влас.

— Которы действуют! — многозначительно, но непонятно пояснил Некипелов. — Действуют и тебя научат действовать и житье свое ладней устроить.

— Где ж они такие?

— Ишь, заело тебя! — удовлетворенно рассмеялся Некипелов. — Обтерпи! Сведу тебя!

В дощатую дверь без стука всунулся хозяин.

— Никанор Степаныч! — озабоченно позвал он. — Милицейский зачем-то забрел. Смекни-ка, ладно ли тебе это!

— У! вот жисть!.. — выругался Никанор.

— Надо мне уходить, Влас Егорыч! Ты тутошний адресок не забудь! На неделе приходи, разыщешь меня через хозяина.

Непременно приходи, договорим!

6.

В общежитии по вечерам устраивалось громкое чтение. Читали большей частью газеты, вычитывая их иногда сплошь от первой до последней страницы. Но живее и вдумчивей всего читали все, что касалось деревни, земли — о колхозах и совхозах.

Во время громкого чтения в бараке с трудом устанавливалась тишина. Многие с неудовольствием смирялись с необходимостью сдерживаться, молчать и сидеть тихо. И они продолжали толковать между собою, мешая другим слушать чтение. Тогда чтец, молодой курносый, сероглазый плотник вытягивал шею, оборачивался в ту сторону, откуда слышался говор, и наставительно кричал:

— А помолчали бы вы, товарищи! Неужто час времени протерпеть не могите? Ведь мешаете же вы!

Из угла угрюмо и сконфуженно неслось:

— Уж и поговорить нельзя... — Но становилось тихо.

Влас впервые тоже отнесся хмуро и неодобрительно к громкому чтению. Ему это казалось лишним и ненужным. Но незаметно для самого себя он начал вслушиваться в то, о чем читал курносый сероглазый плотник. И многое стало его интересовать. Однажды он с изумлением и тревогой прослушал заметку, касавшуюся соседнего с его деревней села. В заметке описывалось покушение на убийство члена сельсовета.

— Постой! Стой, товарищ! — перебил Влас чтеца. — Како ты прочитал фамилие и имя? Алексей Кривошапкин?

Чтец подтвердил:

— Да, «на члена сельсовета Алексея Кривошапкина, активиста и организатора колхоза «Искра бедноты» напали раскулаченные Егоров и Иваньков и нанесли ему несколько ран охотничьим ножом...»

— На Алексея Григорьича! — покачал сокрушенно головой Влас. — За что же? Такой мужик обиходный, смирный!

— Понятно за что! — отложив в сторону газету, охотно объяснил молодой плотник.

— Кулаки орудует. Мстят.

— Классовая борьба на деревне! — добавил подошедший в это время рабочий с бетономешалки, тот, который звал как-то Власа на собрание. — Это еще так себе, а в других местах гораздо хуже!