Жизнь наградила меня

– Обижаешь, – покачал головой шофер, отводя Валькину руку. – Я же к вам с душой.

На базе царило мирное воскресенье. Над озером стоял вечерний туман. У берега покачивалась лодка с неподвижными фигурами. Мессалина и Петька удили рыбу. Из крайней палатки четкий голос произнес: «На этом мы заканчиваем еженедельный обзор Би-би-си "Глядя из Лондона"». Затем грянул джаз. У костра коллеги резались в преферанс. Завидев нас, повар Толя издал тарзаний клич. Ребята повскакали, уступая нам место у огня. Петя подгреб к берегу, начальство приветствовало нас ласковой улыбкой.

– Ну-с, явились пропащие, – материнским голосом сказала она. – А я только подумала, куда это они подевались?

Я нырнула в свою палатку. Спальный мешок был раскурочен, чемодан перевернут, на тумбочке валялась чужая гребенка.

– Эй, кто у меня тут шарил?

– Ой, совсем забыли. Гости к нам нагрянули. Грибники. Заблудились в лесу. Плутали целый день, а ночью набрели на нашу базу. Куда их денешь? Оставили ночевать.

– Откуда тут грибники?

– Из Петрозаводска. Инженеры с лесокомбината. Двое мужиков и баба с ними. Так мы женщину в твою палатку запустили.

– Товарищи, дорогие, – всполошилась Мессалина, – а что это вы явились пустые? Где ваши образцы? Где приборы? Уж не утопили ли?

– Боже сохрани, – ужаснулся Валя. – Всё в целости. Оставили на хранение на станции Шелтозеро, у приятеля моего. Демин его фамилия. Может, съездите, заберете?

– Ах ты, черт, обида какая, – всплеснуло руками начальство, – да мы час как оттуда.

– Не нас ли встречали? – Леша был сама светскость.

– Чего вас встречать? Не маленькие, дорогу знаете. Мы этих грибников к скорому петрозаводскому отвозили.

– Ну и дурачье же народ, – вмешался Петя. – Не знают леса, сидели бы дома, грибы на базаре бы собирали.

– А какие из себя грибники ваши? – насторожился Валя.

– Обыкновенные. Парни молодые, а тетка постарше будет.

– Женщина, между прочим, страшила порядочная, – встрял повар Толя и потыкал себя пальцами по щекам. – Знаете, рябая такая, лет сорока. – И он плеснул нам в миски дымящийся борщ.

Пасик

В нашей семье всегда жили коты. Некоторые – Пасик, Никсон и Кус-Кус – вызывали в душе сильные чувства и оставили добрую о себе память. Особенно Пасик, о котором Иосиф Бродский в Оде, посвященной моей маме, писал: «Там Пасик мой взор волновал».

Мама выиграла двухнедельного котенка в преферанс и объявила конкурс на лучшее имя. Картежное имя Пас было предложено Бродским и единодушно одобрено. Иосиф своего крестника обожал. Кошки вообще были его любимыми животными. В Ленинграде у него жил кот Ося, а в Нью-Йорке – Миссисипи. Как-то Бродский сказал: «Обрати внимание – у кошек нет ни одного некрасивого движения».

Наш Пасик, пушистый и пепельный, без единого постороннего пятнышка, был царственно горделив. Круглые глаза, то синие, как васильки, то зеленые, как крыжовник, смотрели на мир равнодушно и невозмутимо. Он принципиально не реагировал на зов, и даже когда ему совали под нос кусочек курицы или рыбки, пренебрежительно отворачивался и, казалось, пожимал кошачьими плечами: «И из-за такой ерунды вы осмелились меня беспокоить?» Впрочем, этот же кусочек, «случайно» оставленный на полу, исчезал в мгновение ока. Важно было соблюсти правила игры – «не видеть и не слышать».

Как большинство тонко организованных натур, Пасик был соткан из противоречий. Когда его пытались взять на руки, не убегал и не сопротивлялся, а млел, проявляя полный паралич воли. Ему можно было придать любую форму: перекинуть через плечо, обернуть им шею, как меховым воротником, или, положив на спину, всунуть между лап «Известия» и надеть черные очки.

Бродский утверждал, что Пасик действует на него умиротворяюще и даже предложил переименовать его в Бром. Но Бром звучал как Гром, и этот звук противоречил буколической котовой натуре. Новое имя не прижилось. В кошачьем имени должен быть звук «с» и желательно – звук «к». Поэтому-то мы и назвали одного из наших котов Никсоном.

В канун 1963 года я издала посвященный Пасику новогодний журнал и назначила себя его главным редактором.

Отдел поэзии в журнале был представлен Бродским, Бобышевым, Рейном, Найманом и моей мамой Надеждой Крамовой. В отделе критики выступила кинокритик Марина Жежеленко, отдел науки возглавил мой муж Виктор Штерн. К сожалению, во время шмона при отъезде в капиталистический мир таможенники среди тонны писем, бумаг и фотографий нашли журнал, вырвали и конфисковали три страницы Витиного очерка о моделировании кошачьего мозга.

Воспроизвожу первые страницы первого номера.

Путь наверх, в науку

Жил-был под Ленинградом ничем не примечательный колхоз «Сельцо», забытый и Богом, и обкомом. Но находился он на трассе. Убогие покосившиеся избенки облепили Таллинское шоссе, создавая негативное впечатление бедности этого края. А по нему шныряли импортные туристы. И вот однажды некий западный деятель, проносясь на «Чайке» мимо «Сельца», недоуменно поднял бровь и задал неприятный, а может, и провокационный вопрос сидевшему рядом Фролу Козлову, который возглавлял в ту пору ленинградское сельское хозяйство.