Жизнь наоборот

Малышев беспокойно покрутился в кресле. Побарабанил пальцами по столу, а Алина наблюдала за ним. О, как он страдает! Ей хотелось пожалеть этого красивого крупного мужчину. В сущности, он маленький мальчик. Ему ровно пять лет. Мальчика обидела нехорошая девочка.

«Гадина она, гадина! Такого мужчину обидела», — беззлобно подумала Алина и ещё больше разжалобилась.

От Малышева ушла жена. Теперь его можно пожалеть. Если он согласится на жалость.

— Дай задание, Слав, участковым, чтобы проверили все аптеки и больницы в районе. Пусть посмотрят учёты ядовитых веществ — абсолютно все, что остались после наркоконтроля. Завтра, чтобы отчитались.

— Слушаюсь, Игорь Константинович! А как быть с Люськиной квартирой? Ну, в смысле, с Людмилой Евгеньевной что делать?

— Прокурор не подпишется, — пробормотал Малышев, думая о чём-то своём.

— Игорь Константинович, да, прокурор не подпишется, но мы можем без разрешения. Устроим засаду, мол, искали террористов, но ошиблись дверью. Их много развелось. Террористов, имею в виду.

— Тоже незадача, потом отписывайся, — ещё глуше пробормотал Малышев.

— Нам не привыкать. Зато будет ясность в деле.

Сгустилась тишина. У кого-то тонко запищала пришедшая эсэмэска. Все недовольно покосились на обладателя неправильного телефона. Тот испуганно нажал какие-то кнопки, и все вновь стали слушать густую и вязкую тишину.

— Ладно! — рубанул рукой воздух Игорь Константинович. — Даю добро! Берите бойцов, смотрите помещение, но не обыскивайте. Старшим назначаю… — Малышев обвёл взглядом присутствующих, мельком пробежался глазами по бледному от сочувствия лицу Алины. — Старшим назначаю Кузину! Лейтенант, готовьте операцию!

Раздался глухой звук. Все хором ахнули, но внутри себя, ничем не обнаруживая недовольство. Получилось ещё хуже. Бунт на корабле. Малышев нахмурился и пристукнул кулаком по столу.

— Собирайтесь! Алина Юрьевна, докладывать каждые полчаса!

Снова зашелестели бумаги, послышался глухой стук; ботинки и другая обувь оперативников выражала несогласие с решением руководства. За дверью недовольство стихло. Оперативники молча удалились, бесшумно ступая по коридору. Только что стучали и мычали, выражая несогласие, а тут идут на цыпочках, будто боятся разбудить больного. Глянув вслед уходящим операм, Алина прикусила губу. Ничего. Прорвусь. Буду действовать через дежурного.

Вскоре работа закипела. Алина побарабанила по клавиатуре, подготовила план, в отдельную справку выделила всё, что успела выдернуть из учётов. Получилось внушительно и солидно. Она поправила текст и хотела было побежать с докладом к Малышеву, но ноги приросли к полу. Нет. Так не пойдёт. Оперативники сорвут операцию, причём сделают так, что не подкопаешься. Вовремя остановилась. Доклад надо отнести Дорошенко. Он всё сделает, как надо. Алина не боялась, что победные лавры достанутся Славе, слишком велик риск оказаться опозоренным: мол, украл у девушки раскрытие. Да и Малышев не позволит. Он хитрый, этот Игорь Константинович: назначив старшим неопытного лейтенанта, снял всю ответственность с себя, с Батанова и даже Александра Николаевича. Если ничего не получится, обвинят Алину, а если информация подтвердится, её похвалят. Ну, там, погладят по головке: молодец, дескать, хорошая девочка. На этом хвалебная часть закончится, и начнутся нормальные трудовые будни.

Алина представила новую жизнь в новой квартире и в новом качестве. Будущее засверкало яркими красками. Вот она идёт по коридору, вся такая крутая и опытная, а опера застывают в немом восхищении. Патрульные отдают честь, а начальник отдела приветливо улыбается. А Малышев, Малышев… В этом месте мысли Алины уплыли куда-то далеко. Вдруг за окном что-то грохнуло. Наверное, снова дождь с грозой. Алина вздрогнула, отбросив мечты, вскочила со стула, схватила подготовленные справки и доклады и помчалась к Дорошенко.

* * *

В больничном дворике было сыро. Сергей осторожно обошёл лужи. Только что прошёл ливень, и с крыши капало, иногда попадая за шиворот. Жданов поёжился, привыкая к холодным каплям на спине. От него за километр несло мужскими духами. В окно первого этажа кто-то выглянул, послышался визг, в помещении началась суматоха. Тут же на крыльцо выскочила старшая медсестра.

— Сережёнька, свет очей моих, какими судьбами? — запричитала женщина, молитвенно складывая на груди полные руки.

— У меня одна судьба, Зинаида Ивановна, это у вас их много, — в сердцах пробурчал Жданов и оступился, зачерпнув в ботинок добрую пригоршню воды из лужи, — а чёрт-чёрт-чёрт!

— Не чертыхайтесь, Сережёнька, сейчас просушим ваши ботиночки, пожалуйте к нам!

От ласкового и нежного «Сережёнька» участкового передёрнуло так, словно приложили зажжённую сигарету прямо к голому телу. Сергей хотел что-то сказать, но поперхнулся и промолчал.

«Жаба она, эта Зинаида Ивановна! Развела бардак на территории больницы», — подумал участковый, просматривая безопасный путь.