Жизнь Наполеона

Все это не осуществилось потому, что в нашем флоте не нашлось Нельсона[114]. Французская армия покинула Булонский лагерь для континентальной войны, придавшей новый блеск военной славе императора и вознесшей его на высоту, какой не достигал в Европе ни один государь со времен Карла Великого. Наполеон вторично победил австрийский дом — и пощадил его, что было ошибкой; однако он отнял у него Венецианскую область и принудил императора Франца отказаться от древнего императорского титула, тем самым лишив его влияния, которым он до той поры еще пользовался в Германии. Битва при Аустерлице[115], быть может, являет собой венец военного искусства. Народ с удивлением отметил, что победа была одержана 2 декабря, в годовщину коронования. С тех пор никто во Франции уже не возмущался этой нелепой церемонией.

Глава 33. Прусская кампания

В следующем году император победил Пруссию, не имевшую мужества примкнуть к Австрии и России. Случай, беспримерный в истории: одно — единственное сражение уничтожило армию в 200 тысяч человек и отдало в руки победителя целое королевство. Объясняется это тем, что Наполеон еще более искусно извлекал пользу из своих побед, чем одерживал их. 16 октября Наполеон не без опасений атаковал[116] при Иене эту армию, казалось, охраняемую тенью великого Фридриха; 26-го он вступил в Берлин. К великому нашему удивлению, музыканты играли республиканскую песню «Вперед, отечества сыны!». Наполеон, в первый раз надевший генеральский мундир и расшитую золотом шляпу, ехал верхом, на двадцать шагов впереди своих войск, окруженный толпой. Не было ничего легче, как выстрелить в него из любого окна на Унтер-ден-Линден.

Следует добавить, как это ни грустно, что толпа хранила молчание и не приветствовала его ни единым возгласом.

Император впервые привез из завоеванных стран деньги. Сверх расходов на содержание и снаряжение армии, Австрия и Пруссия заплатили около ста миллионов каждая. Император проявил суровость в отношении Пруссии. Он нашел, что немцы охотнее всякого другого народа покоряются завоевателю. Сто немцев всегда готовы пасть на колени перед одним человеком в мундире. Вот что мелочный деспотизм четырехсот владетельных князей сделал с потомками Арминия[117] и Видукинда[118]!

Именно тогда Наполеон совершил ту ошибку, следствием которой явилось его низложение. Он с легкостью мог посадить на прусский и австрийский престолы кого угодно; он мог также дать этим странам двухпалатную систему и полулиберальную конституцию. Он отказался от старого якобинского правила искать союзников против монархов в сердцах их подданных. Новоявленный монарх, он уже оберегал в сердцах народов уважение к престолу[119].

Лица, окружавшие его, знают, что общественное мнение указывало ему, кто именно из числа владетельных князей достоин носить корону; это было уже немало. Немецкий народ, вкусив свободу, приложил бы все свои силы к тому, чтобы добиться подлинно либеральной конституции, и по прошествии трех — четырех лет проникся бы чувством глубокой признательности к Наполеону. Тогда было бы покончено с Тугендбундом[120], с ландвером[121], с национальным энтузиазмом. А с другой стороны, у новых германских правителей уже не было бы ни возможности, ни желания брать у англичан деньги на то, чтобы образовывать коалиции против Франции.

Глава 34. Наполеон и Александр I

В Тильзите Наполеон потребовал от России лишь одного: чтобы она закрыла для Англии свои гавани. Русская армия всецело была в его власти; император Александр сам признался, что прекратил войну потому, что у него не хватило ружей. Эта армия, в наши дни столь внушительная, в то время находилась в плачевном состоянии[122]. Царя спасло то обстоятельство, что император в бытность свою в Берлине провозгласил континентальную блокаду[123]. Александр и Наполеон вели друг с другом задушевнейшие беседы и вступали в споры, которые очень удивили бы их подданных, если бы последние имели возможность их слышать. «В продолжение тех двух недель, что мы провели в Тильзите, — рассказывал Наполеон, — мы едва ли не каждый день обедали вместе; мы рано вставали из-за стола, чтобы отделаться от прусского короля, который нам докучал. В девять часов император в штатском платье приходил ко мне пить чай. Мы не расставались до двух — трех часов утра, беседуя о самых различных предметах; обычно мы рассуждали о политике и философии. Он человек весьма образованный и придерживается либеральных взглядов; всем этим он обязан полковнику Лагарпу, своему воспитателю. Иногда я затруднялся определить, что проявляется в чувствах, им выражаемых, — подлинное ли его мнение или же воздействие того столь обычного во Франции тщеславия, которое побуждает людей высказывать взгляды, резко противоречащие их положению».