Жизнь напрокат (СИ)

У этой палочки тоже своя мелочь, своя изюминка. Серединка у нее светлее, чем края. Желтоватая серединка, как раз на ширину ладони от общей коричневой масти отличается. Могу на что угодно спорить - пнуть эту коряжку не получится, твердо сидит как прибитая - ногу отшибешь.

- Дерни-ка за палочку, - шепотом попросил я ближайшего к ней Жилу.

- Какую?

- Да не за свою, ясен пень! Вон ту!

- Зачем?

- Дергай, не ломайся как целка.

Жила дернул. Ничего не произошло. Коряжка осталась на месте. Советую потянуть сильнее. Жила уперся коленями и навалился изо всех сил. Под ним зловеще зашевелился дерн, будто из сырой могилы пожелал восстать древний мертвец.

- С другой стороны тяни. Ты на крышке сидишь.

Так и есть. Стоило Жиле переместиться и снова потянуть за корягу, как земля отворила нам свои осыпающиеся недра в виде квадратного люка искусно замаскированного живым дерном. Навидался я таких на Кавказе. Только там внутрь сначала летит граната, а тут мы сидим как три тополя и тупо пялимся в зияющую чернотой дыру уходящего вниз лаза.

Жила осторожно свесил вниз голову. Объявил, что видит дно и незамедлительно спрыгнул в лаз. Ноги сухо стукнули о твердое. Секунд десять ничего не происходит.

- Ну, что там? - нервным полушепотом вопросил Голец.

В глубине схрона появляется макушка вставшего на цыпочки Жилы. Поднатужившись, он поднимает над собой довольно увесистый и объемный кожаный мешок, мы в четыре руки принимаем поклажу, укладываем на землю. Обламывая ногти, растягиваю из тугого узла тесемки, накрепко замкнувшие горловину. Хоть и тяжел мешочек, но заявленных пудов серебра в нем явно нету. Внутри оказывается связка беличьих шкурок, два десятка плоских наконечников для стрел, три горсти серебряных монет и шесть монет золотых - толстых, тяжелых кругляшей с изображением какого-то толстомордого авторитета в анфас.

- Больше ничего здесь не нашел, - разочарованно произнес Жила и вопросительно вскинул на меня темные брови. - Где серебро-то? А?

На минуту онемев, я уставился в упор на Одинца. Встал вопрос о наших дальнейших действиях. Схрон схроном, только чей он? Может и не Тихаря вовсе. А он если вообще не на берегу, а, скажем - в лесу? Тут искать и искать, рота целая нужна, чтоб прочесать весь пейзаж как положено. Это я так ловко пообещал, что найдем. Нашел, а толку - мизер.

И Сашки нету...

Вдруг об наш валун что-то ударилось и с сухим стуком отлетело в траву. Камушек. Еще один отпрыгнул в щеку Одинцу. Он зажал лицо и зашипел.

Я обернулся в сторону сосен. Долговязая фигура Невула в темной рубахе отчетливо выделялась на фоне светлых деревьев. Длинная рука Невула указывала в направлении берега левее от нас, подавая недвусмысленные знаки.

- Опа! - взволновался я, соображая, что не просто так наша оглобля всполошилась. - Ховаемся, хлопцы, сюда, кажись, идет кто-то!

Глава 10

Закряхтев от натуги, я ногой подвинул на место тяжелую крышку схрона, обремененную плодородным слоем землицы.

- Здесь посиди, - прошипел я в щелку, прежде чем окончательно заточить Жилу в темном подземелье. Ничего, потерпит, вытаскивать его все равно уже некогда - засветимся.

Одинец торопливо потянул меня за рукав за валун, похожий с нашей стороны на два сросшихся гигантских яйца или на огромную, холодную попу. С длинного берега стали слышны шелестящие осокой приближающиеся шаги. Двое, судя по звукам ходьбы. Надежды на то, что пройдут мимо нет никакой, прямо к нашему камню прут, сволочи.

Я прижался спиной к нагретому солнышком камню. Сердце зашлось в колотуне как перед большим кипишем.

Брошенный в сторону сосняка взгляд не помог мне определить местоположение боярских отпрысков и разбойничков. Им бы да не уметь прятаться, небось уже видят из укрытия тех, кто к нам пожаловал. И это точно не Сашка. Бур с Завидом давно бы опознали его и выперлись зубоскалить.

Тоже бы глянуть...

Одинец, вжавшись спиной в щель каменной задницы, пропустил меня к краю булыги. Я принял упор лежа, приник лицом к траве, начал осторожно подползать и высунул рожу из-за камня.

Точно двое. Щуплые мужички с никогда не бритыми лицами, соломенного цвета спутанными шевелюрами, в простецких рубахах и дырявых портах. Без оружия. Один несет в руке длинную палку, концом которой время от времени шлепает по траве, ловко сшибая бутончики мелких голубых цветов. Идут спокойно и молча, усиленно делают вид, что гуляют, но головами при этом вертят по-звериному, будто кого высматривают цепкими, бегающими глазенками.

- Заблудились, парни? - участливо спрашиваю, в полный рост выступая из-за камня, рука на мече. Эти-то еще не видели и не слышали «гром из руки», поэтому для них острая железяка с потертой рукоятью послужит большим вразумлением, чем вороненый ствол «ТТ».