Жизнь напрокат (СИ)

Состояние свое я поделил на равные части и раздал пацанам. Уговор дороже серебра, да и выглядеть перед новоиспеченными дружинниками пустобрехом не хотелось. Зато теперь они за мной в огонь и в воду, за удачливого и справедливого предводителя во все века горой стояли, я же нынче не просто главарь-батька, а - десятник дружинный. Рассказать кому из своей прошлой жизни - ни за что не поверят...

В-третьих, мы приняли активное участие в похоронах боярина Головача, тело которого привезли с собой на запряженной двумя быками телеге.

Обнесенный по периметру высоким частоколом из толстенных бревен двухэтажный резной домина в центре Вирова оказался полон разного бабья как преклонного возраста, так и помоложе. Голов пятнадцать их с душераздирающим воем сбежалось к скорбному поезду и все на лежащего в телеге покойника кинулись. Ох, и крику было! Через пять минут бороду Головача от горячих женских слез хоть выжимай. Мужики стояли хмурые, сжимая кулаки да желваки по скулам гоняя. Собрались все родственники, включая младшенького сынка, десятилетнего парнишку и дочку с тремя детишками. Сама боярыня - полноватая мадам лет сорока, румяная и довольно симпатичная, лицом при виде мертвого мужа враз почернела. Я вспомнил как хоронили батю и едва удержался от протяжного вздоха из за нахлынувших переживаний.

Привели трех древних дедов с выбеленными годами власами и густыми бородищами до колен. Главный из них высокий, прямой как столб аксакал с густыми бровями и гнусавым голосом, увешанный поверх неопределяемого цвета рясы разнообразными веревочками, плетеными шнурочками, деревянными да костяными амулетами. Старикан, в общем-то, вполне благообразный, посох при нем с тяжелым навершием, таким если хорошенько вдарить можно череп проломить влегкую, сумка холщовая слева на бедре висит, в ней что-то шуршит, позвякивает и трется при движениях. По всему видно: деды не просто так, а специально для справления языческого культа вызванные жрецы, шаманы или волхвы, черт их тут разбери.

Полный день они камлали в доме над покойником. Натирали его тело, вдоль стола лежащее, пахучими настоями и маслами, курили желто-зеленые дымы, бубнили что-то неразборчивое - готовили к загробной жизни на полную катушку.

В голову ударила полезная мысль: заговоры раз читают, должны и заклятья знать, если так, то и поколдовать, наверное, смогут. А колдун в нашем бедственном положении, это же самое оно, именно то, что нужно!

Улучив удобную минуту, когда главный аксакал пошатываясь от трудов праведных вышел из дома к колодцу промочить горло, я завладел его вниманием. Услужливо поднеся ему ковш ледяной воды, спросил, раз уж он в совершенстве владеет техникой различных обрядов, не сможет ли он маленько поднапрячься и вернуть меня с товарищем в другой мир, назад в будущее, за щедрое, разумеется, вознаграждение. Сначала волхв тупо пялился на меня красными от дыма глазами, потом попросил еще воды, и лишь затем с некоторым сожалением молвил, что и рад бы помочь, да не в силах. Единственный другой мир куда бы он смог нас без вопросов отправить это - Навь, мир мертвых.

Объяснил туповатому деду, что никак не подходит нам такой стремный вариант, мы еще пожить мечтаем, тогда он начал плести о каком-то морском острове, где в храме на белой скале живут самые сильные на свете жрецы, служат они все одному богу и, наверное, смогли бы нам помочь, попади мы туда и преподнеси правильные дары. Среди даров обязательно должно быть два пуда золота в монетах и украшениях, а также двадцатка белоснежных коней в шелковых попонах.

Все мне стало со стариком понятно. Похоже, не простой дымок они там возле трупа нюхают, раз откровеннейшую чушь мне глазом не моргнув прогнал. Ну и ценник загнул! Мы несколько дней по лесам носились всего лишь из-за завалящего серебра, собрать всю мою долю в кучу двадцать справных коней едва купишь, шелков я тоже здесь ни на ком не видел, даже среди боярской родни, про тридцать с лишним килограммов золота и вовсе молчу. Дуркует дедка, что и не мудрено - под кумаром и не такое напоешь.

Тело боярина Головача предали огню вечером следующего дня при большом скоплении народа, за ручьем, возле общегородского места для свершения подобный действий и неподалеку от точки поклонения языческим богам с грубо вырезанной деревянной фигурой какого-то чуда-юда посреди утоптанного круга, называемого «капищем».