Читаем Жизнь насекомых полностью

Жизнь насекомых

Посмотрим, как ведет себя скарит в минуту опасности. Какого врага мне поместить рядом с большим скаритом, неподвижно лежащим на спине? Ни одного из врагов этого хищника я не знаю. Ну, возьмем подобие нападающего. Мне попадаются на глаза мухи. Они несносны и постоянно мешают мне в жаркие дни. Если я не накрою колпаком изучаемое насекомое, то мухи обязательно усядутся на него и примутся исследовать его своими хоботками. На этот раз пусть исследуют.

Едва муха коснулась мнимого мертвеца, как лапки скарита вздрогнули. Если муха только проползет, то этим дело и ограничится. Но если она доберется до рта скарита, то жук немедленно вскакивает и убегает.

Может быть, скарит не считает нужным притворяться перед таким неопасным для него существом? Преподнесем ему кого-нибудь покрупнее и посильнее. У меня как раз есть под руками большой усач, с крепкими челюстями и коготками. Он мирный жук, я это знаю, но скариту-то он не знаком: усача не встретишь на береговых песках. Мой усач выглядит таким страшилищем, что может напугать и не таких забияк, как скарит.

Я подталкиваю усача соломинкой, и он ставит ногу на лежащего скарита. Лапки того сейчас же вздрагивают. Если прикосновения продолжаются, если мирный усач переходит в наступление, то скарит быстро «оживает», вскакивает и убегает. Та же картина, что и при встречах с мухой. Притворная смерть заменяется бегством, и скарит одинаково проворно удирает и от мухи, и от крупного усача.

Некоторую ценность представляет следующий опыт. Я толкаю ножку стола, на котором лежит неподвижный скарит. Толчок очень слаб, но его достаточно, чтобы нарушить неподвижность жука. При каждом толчке лапки скарита сгибаются и вздрагивают.

До сих пор я проделывал мои опыты вдали от окон. Что сделает скарит, если я перенесу его со стола на окно, на яркий свет? Как только я делаю это, скарит переворачивается и убегает. Этого довольно. Твоя тайна наполовину раскрыта. Когда тебе надоедает муха, обсасывающая твой рот, когда перед тобой появляется большущий усач и кладет на тебя свою ногу, когда дрожит стол, словно земля, подрываемая каким-то врагом, когда на тебя падает яркий свет, опасный любителям тьмы, когда тебе действительно угрожает опасность, — что делаешь ты тогда? Теперь-то тебе и притвориться бы мертвым, а ты? Ты начинаешь шевелиться, встаешь и бежишь. Твоя хитрость исчезла. А лучше сказать — ее здесь и не было. Твоя неподвижность не притворная, а самая настоящая. Это временное оцепенение, своего рода обморок. Пустяк погружает тебя в оцепенение, пустяк и выводит из него.

^{Златка черная (x 1,5).}

Черная златка иногда по часу лежит на спине, поджав усики и ноги. Я делал с ней те же опыты, что и со скаритом. Сделал и еще один опыт. Впавшую в оцепенение златку я положил в маленькую склянку, которую погрузил в таз с холодной водой. Златка — дитя солнца. Холод должен был сильно подействовать на нее. И действительно, златка пролежала неподвижно пять часов. Она пролежала бы и дольше, если бы я, устав, не прекратил опыт. Этого достаточно, чтобы отбросить мысли об обмане со стороны жука.

Другие опыты этого же рода ничему не научат меня. Я вижу, что состояние неподвижности продолжается то меньше, то дольше, смотря по тому, какое насекомое я взял и что с ним сделал. Почему после толчка златка лежит в «обмороке» около часа, а навозник геотруп редко пролежит и две минуты? Разве геотруп меньше нуждается в защите при помощи притворной смерти, чем златка? Ведь златка хорошо защищена: ее панцирь так тверд, что его едва проколешь иглой.

Нет, мне кажется дело не в этом. Наверное, у златки и у геотрупа разная степень чувствительности. Нужны новые опыты.

Я капаю в банку чуточку серного эфира и опускаю туда сразу златку и геотрупа. Через несколько мгновений оба становятся неподвижными: они усыплены парами эфира. Я вынимаю их и кладу на спину на свежем воздухе. Мертвы они или живы?

Они не мертвы. Минуты через две лапки геотрупа начинают дрожать, потом шевелятся передние ноги. Не прошло и четверти часа, как жук задвигался. Златка же лежала неподвижно так долго, что я принял ее за мертвую. Однако ночью она пришла в себя, и утром я застал ее вполне здоровой. Опыт с эфиром не оказался для нее роковым, но его последствия были для златки более серьезными, чем для геотрупа. Более чувствительная к раздражению толчком и пониженной температурой, златка оказалась и более чувствительной к действию эфира.

^{Златка липовая (x 2).}

^{Златка хвойная пятнистая (x 3).}

Однако не все златки одинаковы: у разных видов их различна и степень чувствительности. Случайная находка доставила мне златку липовую и златку хвойную пятнистую. Первая совсем не поддается моим опытам: упорно цепляется за мои пальцы и пинцет, старается тотчас же встать, едва положишь ее на спину. Вторая легко впадает в обморок, но приходит в себя через четыре-пять минут.