— Ты не станешь со мной больше разговаривать,— сказал он. И вдруг громко всхлипнул. Я крепко прижал его к себе и вытер ему глаза. Он высморкался и вернул мне платок.
— Размазня я,— сказал он.— Вот уж и нюни распустил! — И он стряхнул с плеч мою руку.
— О господи,— сказал я.— Да плачь себе сколько влезет. Какой толк глотать слезы? К чему они тебя готовят в этой чертовой школе? К участи краснокожего?
— Меня хотели побелить известкой,— сказал он.— А я не дался. Это у них такой обычай — называется церемония посвящения: всех второклассников белят.— Он взял у меня платок и вытер себе глаза.
— Это довольно глупо звучит,— сказал я.— Правда, я никогда не был в таких условиях. Что это значит — побелить?
— Мажут известкой… ну… то самое,— сказал он.— Всем мажут.
— А учитель знает об этом?
— Конечно, не знает.— Он отнял от глаз платок.— Но ты ему не скажешь?
— Нет. Но не потому же тебе объявили бойкот, что ты не позволил произвести над собой этот обряд, если можно так выразиться. Что ты все-таки натворил?
— Их было десять человек,— сказал он.
— Прекрасно, пусть будет десять. И что же ты сделал этим десяти героям?
— Я полоснул одного из них ножом.
— И это все? Из-за этого и поднялся весь шум?
— Я полоснул его по руке. Но не сильно. У меня ведь был только перочинный ножик, который ты подарил мне.
— Надо было всадить ему этот ножик в живот, мерзавцу,— сказал я, улыбаясь с облегчением.
— Ты не сердишься, папа?
— Сержусь? А что тебе еще оставалось делать?
— Они сказали, что я убийца. Они сказали, что я не англичанин.— Слезы снова полились у него из глаз.
— Да черт с ними! Ты ведь правильно поступил, Гарри. Если кто-то вздумал тобой помыкать…— Я умолк, по его лицу я понял, что на сей раз он исчерпал весь запас мужества.
— Ты не отошлешь меня обратно, правда, папочка?
— Мы поговорим об этом утром,— сказал я.— И если ты не захочешь возвращаться туда, обещаю тебе, что ты не вернешься.
— Папочка! Твой платок! — И он протянул мне его.
— Ты уверен, что он тебе не понадобится?
— У меня же есть свой.— Он шмыгнул носом.— А этот очень уж пахнет, папочка.
Нора вчера вечером выстирала и выгладила мой платок, а утром, вставляя мне его в боковой кармашек, исполнила одну из своих причуд — надушила его одеколоном. На платке были вышиты мои инициалы, и, когда платок был воткнут в кармашек, буква «Д» сразу бросалась в глаза. И платок этот и одеколон были подарками Норы; мне не хотелось носить его ни в надушенном, ни в ненадушенном виде, но она настаивала. Я сунул платок в карман брюк.
— Я выстираю его потом,— сказал я.— Спокойной ночи, Гарри.
— Папочка, поди сюда.
— Ты прямо как Барбара,— сказал я.— Ну, что еще?
— Папочка, мне не придется работать у дедушки, а?
— Я думаю, что мы еще несколько лет можем не решать этой проблемы,— заметил я.— Что это тебе вдруг взбрело на ум?
— Не знаю,— сказал он.— Я думал, что тебе очень этого хочется.
— А я считал, что это
— Ты считал, что я и эту проклятую школу тоже люблю,— с упреком сказал он.— Ну, просто все лучше меня знают, что я люблю и чего не люблю.
Я поправил ему подушки.
— Поговорим об этом завтра,— сказал я.— Мы с твоей матерью что-нибудь придумаем.— Я взъерошил ему волосы.— Спи, сынок.
Когда я вошел в гостиную, Сьюзен писала письмо. При моем появлении она повернула голову.
— Ну как, удалось тебе проникнуть в эту тайну? — спросила она.
Я вкратце рассказал ей обо всем.
— Какой ты ловкий, проницательный.
— Мне бы очень хотелось быть проницательным,— невесело заметил я.
Она закурила.
— Итак, ты преуспел там, где все мы потерпели поражение.— Она с шумом выдохнула дым.— Это письмо его учителю. Теперь, очевидно, мне надо его разорвать.
— Я обещал Гарри, что он больше не вернется в школу.
— Обещать легко. Тем более что они отнюдь не стремятся взять его обратно.
— Я обещал,— повторил я.
Она посмотрела через плечо на карту мира восемнадцатого века, висевшую на стене слева от меня. Затем подошла к ней и разгладила. Придерживая пальцем краешек карты, она холодно спросила:
— Ты что же, уже надоел ей?
— Еще сегодня во время завтрака она пыталась устроить мое будущее.
Сьюзен отступила на несколько шагов от карты и, склонив голову набок, посмотрела на нее.
— А заодно и решить вопрос о твоей новой семье?
— У меня не будет новой семьи,— сказал я.— У меня уже есть семья.
— Ты хочешь остаться?
Она стояла очень стройная, подтянутая, еще более подтянутая, чем обычно, лишь плечи ее слегка поникли, словно на них легло новое бремя.
Я сел.
— Это не так легко для меня,— сказал я.
— Ты хочешь остаться?
И вдруг я вспомнил, как она протянула мне ключи от машины. Этого я не должен забывать. Она была тогда на моей стороне. Она была тогда на моей стороне, точно так же как я сегодня вечером был на стороне Гарри.
— Да, я хочу остаться,— сказал я.
Она опустилась на колени и принялась расшнуровывать мне ботинки.
— Ты в самом деле хочешь остаться или это только благородный жест?
— Не знаю, благородный или нет, знаю только, что иначе я поступить не могу.
Она принесла мне ночные туфли.
— Он так на тебя похож,— сказала она.
— Кто на меня похож?